Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то ударило Краера с такой силой, что несколько мгновений в глазах его стояла темнота, в которой рассыпались мерцающие звезды, но потом мир, покачиваясь, вернулся обратно. Он сморгнул слезы и увидел нечто большое и темное, шевелящееся над ним, а потом его снова ударило с такой силой, что у него клацнули зубы. Удар мохнатой передней лапы оторвал его от кинжала и отбросил в сторону.
Правый бок пронзила боль, и эта обжигающая боль стала еще невыносимее, когда он приземлился и скользил по пружинящему мху, пока не остановился, упираясь подбородком в сырую землю, на середине склона холма.
Эмбра что-то кричала, голос ее был тонким от страха, а за спиной квартирмейстера раздался ужасный треск и скрежет зубов длиннозуба, грызущего что-то, как собака гложет кость. Похоже, эта кость никак не поддавалась. Несомненно, то были доспехи латника.
Краер с трудом встал на ноги и сморщился: наверняка сломано ребро или что-нибудь похуже. Он согнулся пополам, прошипел ругательство, стиснул зубы, собрал волю, чтобы сделать то, что необходимо, и достал из сапога нож. Длиннозуб запрокинул голову, стараясь что-то оторвать, и на секунду у Краера остановилось сердце: он решил, что это одна из ног Хоукрила. Потом он увидел обрывки ткани и куски изжеванного металла и понял, что это только часть доспехов с ноги латника.
Окровавленный Хоукрил лежал под волком-пауком, неподвижно глядя в небо.
— Спасите, Трое! — взмолился Краер и пустился бежать, спотыкаясь.
Эмбра стояла, раскинув руки, и между ее ладонями угасала дуга света, по мере того как заканчивалась магия последнего заклинания. Каким бы ни было это заклинание, но на длиннозуба оно не подействовало. На бегу Краер увидел, как Эмбра метнулась под опускающуюся голову зверя и подставила себя под ужасные челюсти, чтобы не дать им вонзиться в беззащитное тело Хоукрила. Сараспер скорчился на земле чуть поодаль, он лихорадочно доставал из одежды маленькие предметы и бросал их перед собой на земле. Он искал то, что необходимо для заклинания, но успеет ли он?
Краер знал, что он-то сам наверняка не успеет, даже если тонкий, длиной в фут нож сможет своим прикосновением остановить этого людоеда.
Длиннозуб попытался укусить Эмбру, а она скользнула в сторону, уводя тянущуюся за ней голову вбок, прочь от бесчувственного латника.
— Боги, — задыхаясь, прошептал Краер, — избавьте нас от этой… этой твари!
Он не дал Троим времени для ответа на его мольбу. Он сам бросился на шею длиннозуба и вонзил в нее стальной клык по самую рукоять. Зверь взревел от боли, едва не оглушив его, и в ярости запрокинул голову. Но квартирмейстер находился вне досягаемости для его челюстей, прямо возле колышущейся щеки, и там он плясал, повторяя движения головы зверя, так что тот никак не мог достать маленького человечка, и наносил удар за ударом…
Внезапно на него нахлынула дикая ярость, и он закричал. Краер колол и колол, до тех пор, пока пот почти не ослепил его, а боль в боку не заставила зарыдать. Он молотил зверя кулаком, кружась вместе с длиннозубом, который оставил позади распростертого латника, отшвырнул в сторону задыхающуюся Эмбру и пытался добраться до маленького пляшущего человечка, который снова и снова жалил его…
Стоящий на коленях невдалеке Сараспер Коделмер отыскал среди последней горсти заколдованных безделушек из Дома Безмолвия три крохотные фигурки. Он засунул две из них обратно в карман у пояса, выхватил изо рта обрывок ленты, которую нашел раньше, и дрожащими пальцами обвязал им статуэтку, косясь на нависшего волка-паука, мохнатые лапы которого топтали землю совсем близко.
Каждый из Четверых когда-то лизнул эту ленту по его настоянию, оставив свои следы. Если на то будет воля Рогатой Владычицы, то сейчас он сможет, при помощи заклинания, которое запомнил, как ему казалось, целиком, вырвать находящихся в смертельной опасности героев — не таких уж, в конце концов, непобедимых — из лап чудовищного зверя и перенести в мгновение ока через многие мили в свою любимую комнату в Доме Безмолвия. В свою давнюю берлогу, где он когда-то прятался в облике длиннозуба. Сараспер мрачно усмехнулся при мысли об этом, поднял статуэтку и пробормотал заклинание. Казалось, оно ворвалось в его мозг из какого-то укромного уголка памяти, словно только и ждало своего часа, чтобы сорвать с петель дверь, которую он так долго держал запертой.
Внезапное тепло охватило Сараспера, щекочущий поток побежал вверх по рукам и по лицу, из его глаз и рта вырвались искры света…
Он прошептал последние магические слова и раскинул руки, чтобы облегчить путь заклинанию. Магическая энергия вскипела и опалила его, скрутила его внутренности, заставила трепетать на темном краю пропасти забвения. Мягкий мох изогнулся и ринулся навстречу ему…
За мгновение до того, как лицо Сараспера уткнулось в землю, мир закружился во внезапном вихре вспышек света и полной тьмы, и внезапно целитель очутился в другом месте. Под его коленями ощущались влажные камни, пыль защекотала его ноздри за секунду до того, как он ударился носом о холодный камень и больно проехался по нему. Когда он повернул голову, то сквозь слезы разглядел серую тушу, вставшую на дыбы в золотистом свете знакомой пещеры, и снова рев, полный боли, ударил ему в уши. Звериный рев, который почти заглушал тихие проклятия Краера.
Он снова оказался в Доме Безмолвия, и его спутники вместе с ним. К несчастью, его заклинание каким-то образом перенесло сюда и длиннозуба тоже…
Придворные предпочитают жить в роскоши. Для этого необходимы богатые апартаменты, помещения для слуг на приличествующем расстоянии, пиршественные и другие парадные залы и достаточное количество кухонь, кладовых и винных погребов. Но во всем этом нет необходимости, если король, которого должны бдительно охранять, не имеет большого количества собственных воинов, чтобы вызывать их из холодных каменных оружейных и коридоров, тянущихся на многие мили и населенных пауками и крысами. Вот почему большая часть того, что было нижним уровнем замка Серебряного Древа до возвращения Пробужденного короля, сейчас стояла пустой и темной, и двери туда никогда не открывались. Ни факелов, ни фонарей, ни опасливо идущих с ними людей, ничего, кроме крохотных зверьков с глазами-бусинками и терпеливо скользящих вслед за ними змей-охотников.
В одной из таких комнат, из-за великолепных темных панелей на стенах еще более мрачной, чем коридоры вокруг, внезапно возникло из воздуха нечто.
Округлое и улыбающееся, оно сверхъестественным образом парило в воздухе, оглядываясь кругом в поисках опасных врагов, которых здесь не оказалось.
То была лишенная тела человеческая голова; серая, покрытая плесенью плоть покрывала череп; в глазницах мерцал холодный свет потусторонней жизни.
— Ну-ну, — произнесла голова в темную пустоту. — Такой радушный прием вряд ли достоин баллады менестреля… но что ж, он вполне подобает случаю, ибо ужас снова вернулся домой.
Нижняя челюсть затряслась в беззвучном хохоте, но через пару секунд голова снова принялась осматривать комнату, нашла на высокой полке то, что искала, и скользнула ближе.