В 1965-м на экраны вышел пронзительный фильм Витаутаса Жалакявичуса «Никто не хотел умирать», где артист сыграл одну из лучших своих ролей — председателя сельсовета Вайткуса, в прошлом одного из «лесных братьев», боровшихся против советской власти на территории Прибалтики и Белоруссии. Два года спустя в многосерийном фильме Сергея Колосова «Операция «Трест» Банионис преобразился до неузнаваемости в роли «барона» Стауница, отчаянного авантюриста и отъявленного негодяя. Но особенно сильное впечатление на Кулиша произвела картина того же Жалакявичуса «Хроника одного дня», где актер выдал на гора выверенный до микронной точности портрет своего современника. Вероятно, широта творческого диапазона актера и решила дело.

«Он один из тех редких актёров, — считал Кулиш, — в котором всегда ощутима крупица тайны, замкнутости. Он таков по складу натуры, дарования, как говорил Станиславский — своего психофизического аппарата. А в «Мёртвом сезоне» ему предстояло сыграть человека, который волею судеб обязан хранить и свою замкнутость, и свою тайну. Иначе он просто не может существовать. Кроме того, Банионис личность, а не просто инструмент, из которого можно извлечь любые звуки. Его человеческая значимость невольно «приплюсовывалась» к каждой ситуации, углубляя и укрупняя её».

И вот в один прекрасный день в квартире Донатаса Баниониса раздался телефонный звонок — актёра приглашали на пробы в Ленинград. Донатас Юозович был абсолютно убеждён, что его не утвердят — внешность у него негероическая, комплекция неспортивная, да и ростом он, по большому счету, не вышел. В общем в супергерои точно не годится. Но дисциплинированность и ответственное отношение к любимому делу всё-таки заставили сесть в поезд. Артист потом рассказывал, что потраченное «даром» время на поездку в Ленинград он собирался компенсировать поисками запчастей для своего «Жигулёнка». Но поездка оказалась совсем не напрасной: режиссёр и консультанты были единодушны: Ладейников — это Банионис и никто другой.

А вот ленфильмовское руководство их убеждённости категорически не разделяло. Даже Ромм, которому Кулиш порой верил больше, чем себе, считал, что его питомец ошибся — «нельзя брать на такую роль человека без чувства юмора». А Козинцев просто отчитал начинающего режиссёра — мало того, что взялся за чудовищный сценарий, так ещё и на главную роль выбрал совершенно бездарного актёра. Оказалось, что Григорий Михайлович не видел нового варианта сценария, и Банионис в «Тресте» ему не понравился. Кулиш призвал на помощь консультантов, и Козинцев уступил. Но выдвинул условие — худсовету должны быть представлены первые эпизоды картины, и если они его не удовлетворят, то не только Баниониса снимут с роли, но и картину отдадут другому, более опытному (или сговорчивому?) режиссёру.

Что переживал в это время артист трудно даже представить. Но внешне он своего волнения ничем не выдавал. «Я сразу понял, — признавался впоследствии Донатас Юозович в одном из интервью, — что по штампам сценария не прохожу на роль Ладейникова — во мне ничего героического. Поэтому на пробах не волновался, играл по своему разумению — не супермена, а человека… сложного. И когда после долгих споров был всё-таки утвержден, Савва Кулиш дал мне возможность продолжать в том же ключе, что очень не понравилось начальству. Директор студии — конъюнктурщик страшный! — согласился не закрывать картину при условии, что меня снимут с роли. Оставили только потому, что пересъёмка с другим актером — чересчур дорогое удовольствие».

Кулишу нужны были весомые доказательства правильности своего решения. Одним из них должна была стать ключевая сцена фильма — на мосту. Ни единого слова. Но какой напряжённый диалог уместился всего несколько секунд между Банионисом и Лаймонасом Норейкой — полковником Ладейниковым и полковником Николсоном. Первый съёмочный день всегда самый сложный, а тут ещё Донатасу сообщили, что на площадку приедет тот, с кого списан его герой. Снимали в несколько дублей с разных ракурсов и в разных планах. Держать планку было трудно, но Банионис делал дубль за дублем на пределе эмоций. А в перерывах, вглядываясь в «зрителей», стоявших у края площадки, пытался угадать — который? Так и не угадал. Решил, что Молодый не приехал. И в конце смены спросил у Кулиша. Тот повёл артиста знакомиться. Банионис ахнул: «О, Господи, вы совсем не похожи на разведчика!». Конон Трофимович улыбнулся и сказал: «Ну, каким бы я был разведчиком, если был бы похож?!». И добавил: «Вот вы такой же, как я». Высшей похвалы и представить невозможно.

У Баниониса сомнения по поводу своей «профпригодности» отпали, а вот у руководства «Ленфильма» как раз наоборот, окрепли. Нет, претензий к игре артиста не было. Но сам персонаж получался каким-то обыденным, негероическим. Прямо какой-то рефлектирующий интеллигент в вечных сомнениях и размышлениях. Разве таким должен быть советский разведчик? Видимо, джеймсбондовский лоск по-прежнему будоражил воображение киношного начальства.

В 1998 году к 30-летию выхода фильма на экраны в «Огоньке» некто, скрывшийся под инициалами Р.Б. предпослал интервью с Банионисом следующий пассаж: «Он представлял в советском кино забытое ныне амплуа: умного человека. Мужская сила и обаяние в его игре на наших глазах уступали место интеллекту и великодушию. На роль «мыслителя» режиссёры пробовали многих, это в принципе было модно, но органично выходило только в одном случае — в случае Баниониса. Смоктуновский слишком широк, явно перехлёстывал за рамки нормального человека, Яковлев — слишком мягок, нежен и барственен, то есть, несовременен, Тихонов или Лановой — слишком красивы. Сочетание ума, сдержанности, силы и элитарности давал режиссёрам только он — Банионис».

Автор явно не благоволил к советскому кино вообще и к его корифеям в частности. С его характеристиками наших замечательных актёров, в которых сквозит неприкрытая предвзятость, согласиться невозможно. Конечно же, Донатас Банионис не был единственным, но неповторимым — безусловно. Кстати, надо отдать должное Донатасу Юозовичу — любовь зрителей он всегда делил с своим невидимым партнером Александром Демьяненко, «подарившим» литовскому артисту свой голос: «Впервые он озвучил меня в фильме «Никто не хотел умирать» и так точно попал в образ, что, по-моему, у него получилось лучше, чем у меня. Своим успехом в России я во многом обязан Демьяненко».

Нужен Гамлет

В первоначальном варианте сценария Владимирова и Шлепянского никакого Савушкина и в помине не было. Но, когда его передали на согласование «заказчику», оттуда пришел целый список замечаний и одним из ключевых было как раз отсутствие у Ладейникова напарника — разведчик-нелегал не может работать один. От настоящего напарника — такого же разведчика под прикрытием — в итоге осталось несколько кадров в сцене погони. И то, скорее всего, потому, что иначе невозможно было спасти