Короче, двигаемся в заданном направлении. Дорога идет по насыпи. Мост через небольшой ручеек. Ручеек несерьезный, но параллельно ему идет хороший противотанковый ров метра три-четыре глубиной, стенки которого укреплены бревнами. Мост перегорожен двумя бревенчатыми полузавалами, выполненными так, чтобы проезжающая машина или танк развернулись, подставив борт. Между завалами хорошо горит тяжелый танк ИС. Остальные стоят. Спустился с насыпи в ров. Там два десятка саперов под руководством начальника корпусной инженерной службы лопатами пытаются вырыть пандус. Этими лопатками можно долго копать. А ров этот полон солдат. Полон! Второй эшелон пехоты. Только начал с пехотой переговаривать, смотрю, подскакивает «Виллис». Оттуда бежит какой-то капитан: «Ты Шипов? Чего здесь стоишь? Я старший офицер связи корпуса». – «Видишь, на мосту танк горит? Другие стоят. Нет, я туда не поеду. Сейчас ров сделают». – «От имени командира корпуса приказываю!» – «Пошел ты…!!!» Все. А сам думаю: «Сейчас доложит. Что делать?» Говорю: «Славяне, долго вы будете здесь пастись? Мы не можем проехать. Пока мы не проедем, и вы никуда не пойдете, а вас в этом рву минами положат». – «Чего надо делать?» – «Разбирайте бревна, которыми укреплены стенки, заваливайте ими ров». И пошли три «ручья» слева, три «ручья» справа, а саперы лопатками только насыпают грунт между бревнами. Хоть и не очень шибко, но все-таки засыпают ров. А нам нужно, чтобы хоть метра на два повыше – мы проедем. Клюнем, но выйдем на ту сторону, а не выйдем, один протолкнем, второй перетянем. Сделали. Три танка переправили и выскочили к населенному пункту. Тут и один или два тяжелых танка подошли. Огонь идет страшный. Вперед! Я иду вторым. Вошли в населенный пункт. По населенному пункту движемся, прижимаясь к домам. Противоположную сторону сначала пулеметом прочешешь, потом в подозрительные места, каменные дома и так далее – снаряд. Обстреляли, перескакиваем на другую сторону. Потихоньку продвигаемся. Прошли по центральной улице почти до середины. Потом она поворачивала, и на повороте немцы устроили завал. Только головной танк в этот завал сунулся, развернулся – бах, подбит. Я наблюдаю за ним. Вижу, выскочили из танка, ползут. Приползли двое. Уже вечереет. В это время зампотех батальона ко мне добрался. Он пополз к первому танку. Вернулся – танк исправен. Командира танка нет. Спрашиваю у ребят из его экипажа: «Где командир танка?» – «Он выскочил, когда подбили, а дальше мы его не видели». Я встал на танк и ору: «Путско!!!» Тишина. Технику: «Ладно, иди заводи танк». Связался по радио, доложил, что пехоты не вижу, стою на повороте, один танк подбит. Мне приказывают возвращаться, поскольку немцы пехоту отрезали и мы оказались в окружении. Я пошел первым, подбитый танк за мной, третий – сзади. Пушку перекинул влево. Наводчику приказал быть готовым открыть огонь. Только выходим на перекресток, а там стоит солдат с фаустпатроном. Выстрелили мы одновременно, но видимо, он либо плохо прицелился, либо волной его сбило. Снаряд прошел выше танка.

Вернулись. Ко мне смершевец: «А что Путско?» – «Его подбили». – «Он сюда прибежал. Сказал, что вас уже нет. Такую лапшу вешал. Когда с вами связались, все были просто удивлены, что вы живы». – «Знаешь, какие ощущения, когда танк подбили?! В шоке был, поэтому и убежал». Мы его танк привезли.

Переночевали. На следующий день с утра мне заменили подбитый танк. Пошли дальше. Населенный пункт прошли без боя. На выезде из него стояла брошенная немецкая пушка. Остановились. Я пошел посмотреть на нее. Рядом с ней лежал еще тлевший окурок. Думаю, что это была та самая пушка, что в предыдущий день подбила танк. Еще подумал, что хорошо мы ее выдавили из населенного пункта. Продвинулись чуть дальше, съехали с дороги влево в низинку, и все наши три танка накрываются! Один за другим. Мне везло – успевал выскакивать. До этого мы сталкивались только с засадами, а тут уже идет организованная система обороны с огневыми позициями, с пересекающимися секторами огня. Такие позиции должна подавлять артиллерия и авиация, а не отдельными машинами выскакивать… Счастье, что нас только подбили, но ни один танк не сгорел и ни один член экипажа не погиб.

Вместо того чтобы спокойно пойти в расположение бригады – войска-то у меня больше нет, – я пошел к тяжелому танку, который стоял недалеко, за домами. Попросил ребят связаться с командиром бригады. А тот приказывает оставаться на месте и ждать три танка, которые идут на замену подбитым. Вот черт!

Ко мне подходят три танка. Командиры улыбаются – они уже сдохли со скуки волочиться в колонне. Они же танкисты…

Ставлю задачу лейтенанту Пузину – москвичу, красавцу-мужчине с густой шевелюрой: «Поедешь низинкой. По открытой местности не передвигайся. Прячься за кусты». Он обрадовался, что ему дают хоть какую-то задачу, – и вперед! Проходит минуты три, я еще остальным не успел поставить задачу – столб огня. Его уже нет… Подошла рота пехоты – 15 человек. Я понял, что нам не проскочить. Примерно определил, что позиции немцев находятся в рощице, что метрах в пятистах левее. Вызвал туда артиллерию и авиацию. С командиром роты пехотинцев мы договорились, что они пойдут за нами цепью и с криком «Ура!». Проиграла артиллерия, накрыла эту рощицу, деревья валятся. Пришли штурмовики – добавили. Я с двумя оставшимися танками вперед. Пехота развернулась цепью. И мы эти метров триста-четыреста прошли на одном дыхании, ни одного человека не потеряли. Перед нами небольшой косогор, за ним дома – пригород Альтдама. По косогору отступают немцы. По ним лупит все, что можно. Если бы я командовал, то, может, мы на их плечах и ворвались бы в город, но не я командую. Остановились.

Наступает ночь. Появляется Морозов: «Шипов, даю тебе еще три танка. Ночью пятью танками и ротой пехотинцев (Рота! 15 человек!) ворвешься и захватишь крайние дома. Займешь оборону и будешь ждать подхода наших войск». Я думаю. «Каким ты был, таким остался!» И что ему говорить? Безграмотный и трус к тому же! Подошли танки со второго батальона. Добили наш, 3-й батальон, потом начали 2-й, а первый так в резерве и идет. Ладно, принял я их. Командир роты пехотинцев ко мне пришел: «Что будем делать?» – «Тянуть время. Мы что-то можем сделать, когда рассветет, в темноте мы ничего не сделаем. Это авантюра. А авантюрами я не занимаюсь». Перед рассветом пошли. Танки колонной, пехота на танке, а командиры впереди пешочком. Начинает рассветать. Танки рассредоточил, решив, что захватывать мы ничего не будем, а просто проведем разведку боем, чтобы хотя бы огневые точки выявить. Стоило немножечко развиднеться, по нам начали лупить. Веду атаку, засекаю, откуда бьют. Бой шел в течение примерно часа. Потом зажгли один мой танк. Забрали раненых и под прикрытием огня отошли на исходные позиции. Конечно, систему огня я не раскрыл – пятью танками раскрыть ее сложно, – они же выделили средств ровно столько, чтобы с этими танками рассчитаться, но те огневые точки, что обнаружили себя, на карту нанес. Я Морозову доложил, пошел в штаб бригады. Возвращаюсь. Морозов мне вдруг выдает: «В первом батальоне заболел командир роты, пойди, подмени его».

– Это же не биржа труда! Там 6 командиров взводов! Я говорю: «Никуда я не пойду». Пошел, сел в танк. Прошло какое-то время, бригада пошла в атаку. Вначале все шло нормально, но потом изменился режим огня. То шел огонь войсковой артиллерии, а тут мощность разрывов резко увеличилась. Я так думаю, стала стрелять либо береговая, либо корабельная артиллерия. Танки горят. Не обязательно, что все горят, но видно, 3–4 танка горят. Остальные встали.