– Легче снять с какой-нибудь колымаги, даже с собственной. Делов-то.

– Я как-то об этом не подумала, – призналась Дарья, прихлебывая чаек.

– Ну, предположим, он угнал этот «Ниссан», дальше что?

– У Андрея тоже пропала дорогая машина.

– Ну в этом и моя вина. Я же разбил свой «мерс», а местные жестянщики решили проблему по-своему. Какие тут могут быть подозрения? Тем более твой Антон Ильич к моменту, когда у Андрея угнали его машину, был уже на небесах.

– Все равно угнали очень дорогую иномарку. А «Ниссан» тоже дорогая иномарка.

– Подешевле будет, – заметил Шустриков. – И все равно, Дарья, я тебя не понимаю.

– Тот, кто непосредственно угоняет машины, все еще жив и здоров. Антон Ильич очень боялся чего-то, а скорее кого-то, потому и сиганул вниз.

– Считаешь, что он взял то, что ему не принадлежало и не предназначалось.

– Иначе меня бы гоблины не спрашивали, говорил покойный о том, что у него много денег или нет.

– И говорил ли?

– Ничего он не говорил, – пустая чашка еле слышно коснулась стола.

– Итак, наша версия – профессиональный угонщик авто все еще на свободе. И для того, чтобы Петя не смог указать на него, слесаря убрали. Почему убили Розанова?

– Я не знаю. Но он занимался зерном, а сейчас как раз формируется состав.

– Это состав Волокуши. Розанову там ничего не светило, да он и не потянул бы эту сделку. Не вижу связи между машинами и зерном.

– Я чувствую.

– Женская логика, да? – усмехнулся Шустриков.

– Нет! – воскликнула Дарья. – На машине могли перевозить деньги. Но деньги к адресату не попали, потому что машину, на которой перевозили деньги, украли.

– Мы этого не знаем, – возразил Виталий Алексеевич.

– Тогда давай не будем больше гадать на кофейной гуще. Съездим в гости к одному, не так давно навещавшему меня лейтенанту. Пусть он поделится профессиональными тайнами. Интересно ведь, каким образом он вышел на меня.

– Так вот, запросто, к лейтенанту милиции, – Шустриков не скрывал своего скептического настроения. – А он взял и сразу все тебе рассказал. Фантастика какая-то.

– Я его буду очень просить. – В ее голосе появилась стальная жилка.

– Ты нравишься мне все больше, Дашенька. Молоденькая и нагленькая. Откуда только такие берутся?

– Оттуда, откуда и все остальные. Ну как, не хочешь составить мне компанию?

– Дело на кругленькую сумму, – толстяк крякнул, – но это только наши с тобой предположения. А мое время стоит дорого.

– Перестань ломаться, как девочка, – она подошла к его рабочему столу. – Поехали.

* * *

Сергей Васильевич Парусов вошел в отделение. У него было хорошее настроение до того самого момента, пока его глаза не встретились с глазами Дарьи.

Она встала с жесткого стула в коридоре и медленно пошла навстречу.

– Добрый день, Сергей Васильевич, – острые шпильки цокали по полу, выложенному дешевой кафельной плиткой. – Вы еще не вступили в «Общество трезвости»? А зря.

– Что вам надо? – прошипел он, заглядывая ей через плечо.

Шустриков продолжал сидеть на стуле. Он даже не повернул головы в сторону милиционера. Куда интереснее было бегать глазами по строчкам местной газетенки.

– Поговорить, – губы растянулись в некое подобие улыбки. – Или вы так сейчас заняты, что не найдете для меня несколько минут?

Чем дольше они разговаривали, тем больше сдавала нервная система товарища лейтенанта. Пальчики его не знали, куда деть тоненькую папочку. Глазки стали помаргивать все чаще. Ему хотелось побыстрее отделаться от Дарьи, но он ничего не мог сделать. Она ведь на самом деле могла отнести в суд пленку с записью его «не слишком скромных пожеланий немедленного совокупления».

– В двадцать второй комнате обычно слишком много народу. Давайте пройдемся дальше по коридору.

Дарья согласилась, и они медленно проплыли мимо Шустрикова. Бизнесмен лишь на секунду оторвал взгляд от прессы, отметил про себя, что офицер в форме, и снова уткнулся носом в статью.

– Я приехала к вам с одной-единственной целью, – она сделала паузу, чтобы он мог спросить:

– С какой же?

– Как вы вычислили меня?

Тугая струя воздуха с шумом вылетела сквозь зубы.

– Вы не можете мне сказать этого? – она изображала удивление. – Неужели это такая большая тайна?

Парусов остановился и посмотрел на нее в упор.

– Предположим, вы относите известную нам обоим пленку моему начальнику или запускаете ее в средства массовой информации, в этом случае я потеряю работу. А если я раскрою вам материалы дела, – он не моргал уже минуту, впрочем, Дарья тоже, так вот стояли и пялились друг на друга, – несколько ментов, куда более честных и куда более опытных, нежели я, могут потерять не только работу, но и голову. Зачем мне это? Стучать я не буду.

– Неужели все настолько серьезно?

Он развернулся и пошел обратно.

Шустриков оторвал взгляд от газеты и посмотрел в сторону Дарьи. Мент приближался к нему, а Дарья тем временем красноречиво разводила руки в стороны, показывая, что ничего у нее не вышло.

Виталий Алексеевич никак не отреагировал. Проводил глазами молодого офицера, входящего в кабинет, подождал, пока к нему подойдет расстроенная Дарья.

– Он отказался говорить? – спросил могучий толстяк, поднимаясь.

– Боится, – тихо произнесла Дарья.

– Смелые только дураки. Не на пустом же месте его страхи. Как думаешь?

– Сказал, что могут пострадать те, кто выше его по должности. Вероятно, дело очень грязное.

– Ну вот, наступила пора отдавать мне пять процентов.

– Это почему? – полушепотом возмутилась Дарья, оглядываясь на проходящих мимо двоих мужчин в штатском.

– Поедем в гости к генерал-майору милиции в отставке. У него в доме скверно готовят, но выпивка неплохая...

* * *

Большие ходики на чистенькой кухне изредка сбивались с четкого ритма. Обшитая досками стена, на которой они висели, то приближалась к Даниловой, то удалялась от нее.

После рюмки чистого деревенского самогона Дарье взгрустнулось. Стопка была выпита не просто так, а с морозца, под хрустящий малосольный огурчик, нет, сразу после того, как она хлебнула огненной воды, заботливая хозяйка подала крынку молока, огурчиком закусывал Шустриков.

Продышавшись, Дарья сообщила, что никогда не пробовала ничего подобного.

Сидящий за столом усатый крепкий дед, разменявший уже шестой десяток, воспринял признание как комплимент.