Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встретившись взглядом со стариком, Кюхо медленно поднялся на ноги. Старик тоже испуганно встал, как и его собака. Она залаяла, будто собиралась наброситься на Кюхо.
– Можно я воспользуюсь вашим туалетом? – спросил Кюхо, схватившись за живот.
Старик сурово осмотрел Кюхо сверху вниз.
– Нет, – сказал он, как отрезал, взял собаку и вернулся в дом. За ним плотно закрылись ворота, и мир за ними снова стал недоступен.
Кюхо очень быстро побежал по переулку. Ему срочно надо было найти либо общественный туалет, либо кафе, где был туалет.
Вечером Кюхо сел на автобус и доехал до Купхо[4]. Увидев широкую реку Нактонган, он почувствовал небольшое облегчение. Стоя на берегу реки, он сделал пару упражнений, которые увидел днем на уроке физкультуры, и глубоко вздохнул.
В Купхо в этот вечер в дешевом баре он познакомился с проституткой. Одета она была в прозрачное розовое платье, которое оголяло некоторые участки ее тела. Это была невероятно возбуждающая девушка. Они оба напились до беспамятства, и Кюхо, как бы по секрету, признался ей, что он революционер в бегах. На девушку это произвело впечатление, и ночь они провели вместе. Кюхо до утра занимался с ней животным сексом, словно сошел с ума.
На рассвете девушка, вконец устав, стала кричать, что в жизни не встречала такого ужасного человека. Ей было уже все равно, революционер он или нет. «Какой ты революционер, – вопила она, – если всю ночь провалялся в постели с проституткой в самый разгар революции». Ей уже не нужны были деньги, она лишь грубо потребовала, чтобы он немедленно убирался вон. Кюхо включил слабый электрический свет, который, к слову, был красным, и усмехнулся.
Как же так получилось? Он все еще пытался сконцентрировать свои мысли в одном направлении, но все было таким же неясным. Он пытался осознать, что же все-таки произошло, но голова горела, будто в огне, мысли терялись, словно в тумане. Все, о чем он мог думать, так это о том, как он пришел домой, как его жена открыла дверь, как он забыл шляпу и затем в темноте бежал без нее с холма. С этого момента все будто бы скрылось в тумане. Время от времени сквозь этот густой туман в памяти всплывали то учитель Со с его женой, то стук в дверь туалета в кафе, то учитель физкультуры в зеленой кепке, то старик в переулке с его лохматой собакой, то звук радио, эхом раздающийся по улицам: «Главным направлением государственной политики становится антикоммунизм». Кюхо никак не мог понять, что все это значило.
Кюхо достал пачку денег из кармана и на мгновение довольно улыбнулся. Он съел суп, помогающий от похмелья, и снова сходил в туалет. Потом выпил кофе в какой-то забегаловке в окрестностях Купхо и воспользовался туалетом еще раз. Его живот продолжал злобно урчать. Было утро, и только радио играло в этом сельском кафе. Марш был прерван женским голосом диктора: «Главным направлением государственной политики становится антикоммунизм». Кюхо испуганно вскочил, впопыхах заплатил за недопитый кофе и бегом спустился по лестнице, проклиная про себя диктора. Его преследовали из-за антикоммунистической политики. «Я солдат. Я ветеран войны. Я был первым лейтенантом 9-й дивизии под командованием Ким Чжоно, участвовал в знаменитой битве у Белой лошади[5], был ранен. Тогда почему же пришли за мной?» – думал он. Он сбежал вниз по лестнице, оставляя за собой клубы пыли.
На востоке поднималось майское солнце.
Немного успокоившись, Кюхо поднялся по лестнице обратно в кафе, чтобы позвонить по телефону.
– Боже мой, ты где? – раздался взволнованный голос жены.
– В Купхо.
– Как ты там оказался?
– У меня здесь друг, – усмехнувшись, ответил Кюхо. – Что-нибудь случилось после нашего последнего разговора?
– Они снова приходили вчера вечером.
Волосы на голове у Кюхо встали дыбом, а сердце ушло в пятки.
Он быстро осмотрел комнату, держа трубку в руках. Веки у него задрожали, и он сощурился.
– И что ты им сказала?
– Сказала, что ты еще не вернулся.
– Молодец, хороший ответ.
– Только в этот раз приходил мужчина в гражданском.
– Он был в солнечных очках?
– Что ты сказал?
– Так, ничего. – ответил Кюхо, пытаясь собраться с мыслями.
– Приходил только детектив, но он был очень дружелюбным.
«Еще бы, они всегда так себя ведут», – подумал Кюхо. Поговорив еще немного, он положил трубку и снова спустился вниз, поднимая вокруг себя пыль.
У Кюхо не было ни малейшей идеи, что же ему теперь делать, и он усмехнулся. Не думая, он сел в автобус, который ехал в Кимхэ[6], и сразу же начал дремать. Время от времени он резко открывал глаза от испуга, когда мимо проезжали автобусы, ехавшие в Пусан и оставляющие за собой облака пыли. Из окна открывался простой майский пейзаж – протянувшиеся по берегам реки Нактонган зеленеющие поля. Свежий ветер развевал волосы Кюхо. Его вдруг посетило странное чувство. Находясь в этом громыхающем автобусе, впервые за все это время он почувствовал себя спокойно. Тревога, появлявшаяся каждый раз, когда он пытался сосредоточить свои мысли на чем-то одном, сменилась расслабленностью, будто внутри его беспрепятственно струился ручей и он спокойно плыл по нему вместе с автобусом. Вскоре он окончательно уснул. Периодически ему снилось, что на него нападает та самая лохматая собака. Когда от испуга он резко открывал глаза, мимо проезжал автобус, следовавший в Пусан, и поднимал за собой пыль. Но по мере того, как автобус удалялся, собака тоже исчезала, страх проходил и он снова засыпал.
Кюхо вышел на станции Кимхэ, и леденящее, как лезвие ножа, чувство страха вновь накрыло его. Опять нахлынули мысли о побеге, и чувство защищенности испарилось. У него