Растрогавшись этим тёплым голосом, Гриша закрыл глаза.

– Ну что ты, родной, что ты! Всё позади. Завтра продиктуешь письмо домой, а то ведь дома-то про тебя, поди, и не знают. Я поспрашивала тут больных в палате, никто ничего не смог сказать: говорят недавно ты на службе, – то бы письмецо отписали. А сейчас отдыхай, поспи, родной, поспи, – продолжала сестра.

Это была немолодая женщина в одежде монахини, только красный крест на головном уборе говорил о её принадлежности к сестринскому делу. Погладив его по голове, поправив сбившееся одеяло, она перешла к соседней койке. Гриша почувствовал на лице солнечный луч, от него разлилось по всему телу тепло, так стало хорошо, что он и впрямь уснул.

* * *

Лечился Григорий долго. Палата была небольшой, в ней лежали всего четыре человека. Все они были почтенного возраста моряками с «Варяга». Лечение их завершалось, и они готовились к выписке. В этот день с утра началась большая суета, всё натиралось до блеска, менялось постельное бельё, занавески на окнах, стелились на тумбочки скатёрки. Гриша был очень удивлён этому движению. Пришёл в палату врач.

– Господа, как заведено, накануне вашей выписки из госпиталя к вам придёт государь со своей семьёй. Надеюсь, что вы достойным поведением примете гостей, поблагодарите за лечение. Помните, что этот госпиталь основан царствующей семьёй и содержится царской казной. По пришествии императора прошу вас встать, затем исполнять всё, что скажет государь, – обратился он к больным. – А вы, Григорий Самсонович, лежите, к вам это не относится, я поясню его величеству о вашем состоянии здоровья, да он и так каждый раз, как бывал здесь, о вас спрашивал, интересовался, откуда вы, какого сословия, да мы толком ничего и не могли сказать. Если государь задаст вам вопрос, постарайтесь ответить, если не сможете, так и не говорите, вы ещё очень слабы, – завершил он.

Так Григорий узнал о регулярном посещении лазарета императором Николаем Александровичем. В послеполуденное время в палату спешно зашла сестра и сказала, что к ним подходят гости. Через несколько минут дверь широко открылась. В палату вошло много людей, среди которых был государь с императрицей Александрой Фёдоровной в окружении своих детей, врачей, а также еще нескольких военных в полном обмундировании. Матросы встали и вытянулись, как должно по уставу. Гриша же, разволновавшись, не смог даже привстать. Государь заметил эту попытку, подошёл к нему и сказал:

– Да ты лежи, лежи, мужичок-сибирячок! Рад, рад, что на поправку пошёл. Ты, брат, давай лечись, мы с тобой ещё не раз поговорим. – Сказав всё это Григорию, он вернулся в центр, поприветствовал выздоравливающих, пожелал им благополучия и выразил надежду на продолжение службы. Императрица стояла на некотором расстоянии от государя, держа за руки маленьких девочек. Ах, что это были за дети! Гриша сразу назвал их ангелочками. Они были в воздушных нарядных платьицах, их волосы были красиво убраны, маленькие принцессы! Действие так взволновало его, что Гриша вновь от увиденного чуть не потерял сознание.

Эту свою первую встречу с государем и его семьёй он помнил всю свою жизнь. После выписки его товарищей по палате к нему положили новых больных. Это были раненые матросы, но ходячие и уже шли на поправку. От них Григорий узнал, что еженедельно государь бывает с обходом в лазарете, обязательно заходит к тяжёлым больным и выписывающимся. Императрица Александра Фёдоровна бывает не всегда, а вот великие княжны приходят вместе с императором. Государь держался очень просто, он был понятен и доступен каждому солдату. Григория он и впрямь запомнил и всякий раз, делая обход, непременно заходил к нему. Николая Александровича все любили, императрицу же побаивались. Она держалась в стороне, не позволяя княжнам подходить к больным близко. Когда государь был без императрицы, то девочки беспрепятственно бегали по палате, разговаривали с больными, весело щебетали и смеялись над прибаутками, которыми часто изъяснялись матросы. К Григорию сердечно привязалась княжна Ольга, каждый день она, ангел, прибегала к нему, спрашивала его про Сибирь, про то, как он жил, кто его родители. Гриша ей рассказывал, как мог. Моряки из лазарета говорили, что рассказчик он хороший, даже им интересно слушать. Девочка была старше своих сестёр, детская непосредственность в сочетании с взрослеющей серьёзностью делала её благодарным слушателем.

– К тебе, Гриша, принцесса опять бежит, встречай гостью! – говорил кто-нибудь из ходячих, завидев свиту в коридорах лазарета.

Перед выпиской из госпиталя государь подарил Григорию ладанку, которую на шею ему и повесила княжна Ольга, сказав, что это обозначает близость к царской семье. Всем, кто был на излечении в царском лазарете, пожаловал государь дар: российским – земли, сибирским – денежный капиталец. Получил его и Григорий.

– Ну что ж, Григорий Самсонович, благодарю тебя за службу, поступаешь ты теперь в резерв, может, повоевать ещё придётся. Думаю, что подвиг твой оценён мною высоко, и полученные от меня награды об этом свидетельствуют, – сказав это, император перекрестил Григория и вышел из палаты.

* * *

Шёл 1905 год. После того, как Гриша пришёл в сознание и появились силы, он продиктовал сестре письмо домой. Про Степана он смолчал. Григорий помнил о разговоре с полковником жандармерии и решил сам писать, как только сможет. Через месяц в очередном письме, которое уже писал собственноручно, он сообщил о том, как умер Степан. После этого письма неделю пролежал с ухудшением состояния здоровья.

В Луговом уже и не надеялись на известие о сыне. Самсон Дмитриевич изрядно постарел, стал вроде меньше ростом, усох как-то, но суровость нрава осталась прежней. Душа его радовалась, однако чувство вины перед сыном за изломанную судьбу заполняло её одновременно и тревогой. Как встретить сына? О Дарье ничего так и не известно, канула десять лет назад. Уже, наверное, жизнь как-то у неё сложилась? Самсоний гордился младшим сыном за знакомство с государем, о котором он писал в письмах, за боевые награды, полученные сыном, за капиталец, жалованный императором. Не было в их большой семье ещё такого сроду. «Вот тебе и непутёвый!» – думал Самсон Дмитриевич, давая распоряжения по дому, где шла подготовка к желанной встрече с Григорием.

* * *

Бесславно для России закончилась война с Японией. В ноябре 1905 года Зыков Григорий Самсонович окончил свою долгую солдатскую службу. Незаметно, в раздумьях о судьбах людей, которых он встретил за эти пятнадцать лет, он доехал на поезде до Новониколаевска. Возле вокзала на лошадях его должен был встречать отец. Григорий боялся этой встречи. Внешне он изменился. Это был статный, с небольшой ухоженной бородкой и усами черноволосый зрелый мужчина, совершенно не похожий на восемнадцатилетнего юнца, каким его запомнили сородичи и селяне. Из полученных в лазарете писем от отца Григорий узнал об исчезновении Даши. Не мог он простить отцу своей судьбы. Не судил брата Анисима, да и Самсона Дмитриевича не осуждал, но всё-таки как Богом обозначено, так и должно быть, в этом он не сомневался. А пуще того за Дашеньку, Дашутку не мог простить…

Вот и вокзал. Взяв вещмешок, пригладив отросшие усы и надев шинель, он вышел из вагона. На Григория пахнуло настоящей забытой сибирской зимой. После слякотного Петербурга первый зимний морозец был очень приятен. Снежок поскрипывал под сапогами. Шёл и сам себя успокаивал. Но когда увидел возле лёгкой кошёвки отца, как он, постаревший, вытянулся перед ним, всё разом простил и кинулся ему в объятия.