— Клянетесь ли вы говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды? И да поможет вам Бог, — произнес секретарь судебного заседания.

Стоя с поднятой правой рукой и положенной на Библию левой, Скиллинг сказал: «Клянусь», — и опустился на свое место. Помните, мы говорили в главе 5 о всеохватывающей сути формулировки, используемой в присяге? Она отражает природу всех трех возможных видов обмана — замалчивания, манипуляции и прямой лжи. Трудно представить, о чем думал бывший глава «Энрона», когда принимал присягу. Факты были против него, а ставки — слишком высоки, чтобы не ощущать себя загнанным в угол. Наверное, именно такое моральное состояние вынудило его выразить гнев по отношению ко всем тем, из-за кого, как ему казалось, он попал в это крайне затруднительное положение.

— Охота на ведьм началась, — произнес Скиллинг, обращаясь к присяжным. — Народ потерял деньги. Народ потерял работу. Легче всего в таких случаях, конечно, повесить на кого-нибудь ярлык «ведьма» и, обвинив его во всех грехах, сжечь на костре.

Этими словами присяжные, однако, тронуты не были. Спустя полтора месяца был озвучен вердикт. Скиллинга объявили виновным по девятнадцати пунктам обвинения — одному преступному сговору, одному акту незаконного использования конфиденциальной информации, пяти актам предоставления ложных сведений аудиторским фирмам и двенадцати актам мошенничества с ценными бумагами. Мужчину приговорили к двадцати четырем годам и четырем месяцам тюремного заключения, а также штрафу в 45 миллионов долларов.

Признаки серьезной обеспокоенности о настоящем и будущем стали проявляться в поведении президента корпорации «Энрон» еще за пять лет до вышеописанного судебного заседания, а именно 17 апреля 2001 года. Тогда, на конференции с участием различных аналитиков и представителей прессы, Ричард Грабмен, председатель правления инвестиционной компании «Хайфилдс Кэпитал Менеджмент» (Highfields Capital Management), упрекнул Скиллинга в отказе опубликовать такие формы финансовой отчетности «Энрона», как баланс и чистая прибыль.

— Среди всех организаций только ваша не в состоянии предоставить ни балансовую ведомость, ни отчет о движении денежных средств с информацией о чистой прибыли, — сказал Грабмен.

— Что ж, большое спасибо за замечание, — отреагировал Скиллинг. — Для нас очень важно знать ваше мнение, уважаемый придурок.

Несомненно, в тот момент сознание Скиллинга было занято самыми разными мыслями и переживаниями о судьбе корпорации «Энрон», и вряд ли он хотел делиться ими с таким большим количеством журналистов.

Менее чем через восемь месяцев, 2 декабря 2001 года, «Энрон» объявила о своей неплатежеспособности и начала предпринимать меры по постепенному восстановлению способности выплачивать огромные долги. Бывший глава корпорации понимал, что его жизнь стремительно меняется в худшую сторону и впереди, скорее всего, крах. Агрессию, проявленную им на конференции, а спустя некоторое время и на судебном заседании, можно истолковать как весьма отчетливый признак преднамеренной лжи. Чем сложнее ситуация, в которую попадает обманщик, тем выше вероятность, что он начнет возмущаться и даже придет в ярость.

Гнев в ответ на стимул является показателем того, что заданный вопрос, заставивший опрашиваемого волноваться и злиться, можно считать проблемной зоной. Именно на этой зоне нужно сосредоточить дальнейший ход стимуляции.

Один из сигналов, описанных в главе 5, называется чрезмерное преуменьшение. Как мы уже говорили, зачастую, если правда не на стороне опрашиваемого, он начинает рассуждать о том, что вы зря придаете обсуждаемому вопросу столь большую важность. В некоторых случаях подобный прием является не отдельным самостоятельным способом распространения лжи, а становится одним из элементов общего агрессивного настроя, возникшего у опрашиваемого в ответ на стимул.

28 января 2003 года в городе Модесто, штат Калифорния, тележурналистка Дайан Сойер брала интервью у Скотта Питерсона, обвинявшегося в убийстве своей беременной жены Лейси. Это дело получило широкий общественный резонанс. Сойер задала мужчине вопрос в лоб: «Это вы убили ее?» Питерсон произнес: «Нет. Нет. Я не убивал», — и, что удивительно, вдруг начал улыбаться. Трудно себе вообразить более странную реакцию на столь тяжелый и безжалостный вопрос. Можно, конечно, сформулировать целый комплекс психических факторов, каждый из которых в равной степени мог вызвать улыбку Питерсона, однако наша практика показывает, что подобное изменение мимики — это почти всегда признак повышения агрессивности опрашиваемого в данный момент.

Улыбку после вопроса о жестоком убийстве можно расценить как скрытую атаку на вопрошающего, совершаемую в презрительной, снисходительной форме.

Нападение ответчика также может принять вид угрозы, причем в некоторых случаях угроза выражается в акте насилия над самим собой. Мы не раз сталкивались с такими ситуациями при проверке на детекторе лжи в ЦРУ. На карту в тот период нашей карьеры было поставлено очень многое, а атмосфера в подразделении полиграфических исследований отличалась заметной напряженностью. В ходе специальной предтестовой беседы мы объясняли людям все основные подробности тестирования на полиграфе, которое им предстояло пройти. Это позволяло избежать недопонимания и лишнего волнения в процессе обследования, а иногда даже помогало человеку расслабиться настолько, что он не боялся чистосердечно признаться в какой-нибудь существенной (или не очень) провинности.

Предстестовая беседа с будущими сотрудниками ЦРУ подразумевала детальное обсуждение таких сведений, которые касались опрашиваемых лично. Как и всегда, во время тех проверок на детекторе лжи нам необходимо было четко осознать, могли ли мы вверять кандидатам чрезвычайно значимые данные, утечка которых способна привести к катастрофическим последствиям для государственной безопасности США и для жизни каждого из граждан. Вот почему сложнейшую и не слишком приятную предтестовую беседу положено было пройти каждому, кто собирался служить в ЦРУ.

Сьюзан как-то довелось проводить целых четыре достаточно жестких предтестовых беседы с одной и той же претенденткой, потому что та весьма странно и неоднозначно реагировала на вопросы. Затянувшееся исследование разозлило опрашиваемую до такой степени, что в какой-то момент она пообещала спрыгнуть с балкона седьмого этажа здания ЦРУ, если Сьюзан не поумерит свой дотошный исследовательский пыл. Надо сказать, кстати, что те, кто знал взаимоотношения Сьюзан с ее детьми, считали ее очень строгой, даже деспотичной мамой. Судя по всему, деспотичность распространялась и на всех тех взрослых людей, которые, не соответствуя высоким требованиям, предъявляемым к будущим спецагентам, при этом еще начинали выпендриваться и жаловаться. Стоит ли удивляться, что та чудаковатая соискательница называла Сьюзан «блондинистой садисткой».

В описанном случае агрессия приняла не скрытую форму, а вполне явную и ярко выраженную.

Поскольку Сьюзан до того, как стать специалистом-полиграфологом, работала в оперативном составе[32] ЦРУ, однажды ей поручили провести тестирование нескольких оперативных сотрудников. Во время предтестовой беседы с одним из них Сьюзан задала стандартный вопрос о наличии или отсутствии у опрашиваемого рабочих контактов с организациями, разведками или отдельными гражданами других государств. Офицер пришел в ярость и начал кричать на Сьюзан, обвиняя ее в неспособности понять всю сложность жизни оперативного сотрудника. На моральное состояние Сьюзан эта гневная тирада никак не повлияла. После этого мужчина довольно быстро, еще до начала проверки на полиграфе, признался, что уже на протяжении некоторого времени имел сексуальные отношения с сотрудницей иностранной спецслужбы.