По какому-то стечению обстоятельств вышло так, что при выезде из города, на Октябрьском кругу, обе процессии встретились. Возглавляемый гаишным эскортом кортеж Второго альянса медленным потоком обогнул две трети круга, как вдруг со второстепенного шоссе, игнорируя помеху справа и вообще глубоко плюя на все ПДД, как ни в чем не бывало выехал «Ниссан», за ним пять грузовиков и несколько потрепанных авто. И все это безобразие, заставив большую процессию прекратить движение, неторопливо повернуло перед самым носом гаишников и покатило к кладбищу.

Восседавший в головном «Форде» полковник побагровел, цапнул было манипулятор СГУ, но, вовремя заметив номера на «Ниссане», медленно выдохнул и, кисло улыбнувшись, елейным голосом произнес, адресуясь к невозмутимому водиле:

– Грех обижать – у людей траур. Они сейчас не в себе, поэтому на правила того… гхм-кхм… ну, в общем…

Водила – толстый хохол-сержант с пшеничными усами, хотел было брякнуть, что этим людям «на правила того» в любое время дня и ночи, независимо от траура, но сдержался – в такие моменты с начальством лучше не шутить. Дождавшись, когда последний драндулет с уголовниками удалился метров на двадцать, старшина плавно тронул машину с места. Мобильный телефон в руках полковника тотчас же залился тревожной трелью.

– Слышь, Буджиков! Я тебе заплатил, чтобы в хвосте за какими-то вшивыми уголовниками плестись?! – раздался в трубке голос Саранова, полный едва сдерживаемой ярости.

– Так получилось, – виновато буркнул полковник. – Скандала не хотел… Ну в самом деле – не буду же я Вора за нарушение правил тормозить…

– Да черт с ним – не надо тормозить! – воскликнул Саранов. – Но ты подожди маленько, пусть уедут! А то получается, что мы за ними в хвосте… Подожди!

– Ладно, – потерянно согласился полковник и желчно проскрипел, обращаясь к водиле: – Да стой ты, в самом деле! Пусть уедут…

У кладбища было людно. Невдалеке от центральных ворот стояли два защитного цвета автобуса, на боках которых красовались многообещающие надписи: «ОМОН». В автобусах скучали крепкие парни в полной боевой экипировке. Чуть поодаль расположились три желтых «рафика» Белогорского РУОПа с тонированными стеклами: каждый представитель городского дна прекрасно знал, что в самый неподходящий момент эти внешне ничем не примечательные машины могут разродиться целым взводом СОБРа. Наличие специальных сил органов правопорядка не значило, что оные органы воспылали необъяснимой приязнью к воровской «общине» или к почившему фармацевту и прибыли проводить вышеупомянутых в последний путь. Массовые аресты производить тоже никто не собирался: просто начальники правоохранительных структур, памятуя о «теплых» чувствах, питаемых альянсами друг к другу, надеялись демонстрацией силового присутствия предотвратить возможное боестолкновение между оппонентами.

– Придуры, – недоброжелательно процедил Улюм, когда «Линкольн» приблизился к воротам. – А че полк не пригнали? Совсем с башкой не дружат – мы ж не «отморозки», чтоб в друг друга на похоронах стрелять…

Нести тело товарища от ворот до могилы выпала честь выборным представителям комбината: Улюм и Саранов, которым как самым близким друзьям усопшего чисто символически предложили подставить плечи под домовину, скромно отказались. Стоял погожий сентябрьский денек, солнце ярило вовсю – этак недолго и вспотеть в хорошем костюме. Да и далековато от ворот до «парадного» сектора, в котором белогорцы издавна складируют тела своих наиболее почитаемых граждан. И вообще, если бы кто из собравшихся повнимательнее присмотрелся к руководителям альянса, он с удивлением обнаружил бы, что их одухотворенные лица вселенскую скорбь по безвременно почившему соратнику совсем не выражают. А выражают скорее деловую озабоченность, сопряженную с желанием быстрее закончить эту рутинную процедуру и заняться более важными проблемами. Но никто не присматривался: все заняты были.

Гроб был закрыт. Всем накануне объяснили: голова покойного обезображена выстрелом, восстановлению не подлежит, и являть его в таком виде народу будет нехорошо. Не по-товарищески…

Церемония погребения прошла более-менее плавно. Когда гроб опустили в могилу, следом никто не бросился, не заорал навзрыд дурным голосом – вообще не было никаких патетических проявлений. Несмотря на приличный возраст, Григорий Васильевич не удосужился обзавестись семьей – холостяковал напропалую, – родители его давно умерли… Получилось так, что на похоронах не присутствовала ни одна родственная душа – одни единомышленники и приятели.

Когда стали бросать землю, с другого конца кладбища – из «простого» сектора – неожиданно приперся Вор. Ловко протиснулся в плотном скоплении тел, бросил горсть земли, постоял минуту, склонив голову, вывернулся из толпы… И внезапно направился к стоявшим чуть поодаль Саранову с Улюмом.

Улюм занервничал – расстегнул было пуговицу костюма, полез за стволом, затем невнятно ругнулся, опустил руки по швам и воровато зыркнул по сторонам, вычленяя взглядом в толчее людской своих «быков», присутствующих на церемонии. «Быков» рядом не оказалось – к тому моменту, когда Вор приблизился вплотную, Улюм и Саранов пребывали в трогательной беззащитности перед лицом матерого уголовника, известного своим непредсказуемым нравом.

«Вытаскивать ствол – западло, – лихорадочно соображал бандит. – Похороны… Нет, если он полезет за пазуху – успею. Посмотрим, кто быстрее… А если не полезет? Знаем мы их штуки: плюнет бритвой в глаз и скажет: «Это тебе за Димона, сука…» Или шило в рукаве. Полезет вроде бы обниматься – не оттолкнешь ведь – и вставит в печень. Вот волк, а! Ой как плохо…»

Саранов ничего не думал – при виде Кошеля впал в прострацию, застекленел взглядом в предсмертной тоске, но от этого хуже выглядеть не стал: со стороны казалось, что лидер Второго альянса тверд и бесстрашен.

Вор заниматься баловством был не расположен. Склонил голову, буркнул:

– Соболезную… – И будничным тоном предложил: – Побазарить надо. Вы как?

«Стрелка»? – выдохнув с невероятным облегчением, уточнил Улюм.

– А ты че опух? – прищурился Вор, испытующе глядя на бандита. – С лестницы упал?

– Датый был – в проем не вписался… Так что – «стрелка»?

– На хер мне твоя «стрелка», – пренебрежительно махнул рукой Вор. – Щас у Димона помянем, потом дома буду. Подкатывайте к шести вечера. Лады?

Улюм и Саранов растерянно переглянулись. Пришел тигр, жрать вот так вот с ходу отчего-то не стал, а пригласил пройти в клетку. И чего ему сказать?

– Безопасность гарантирую, – верно истолковал их сомнения Кошель. – Блядь буду – никто вас не тронет. И базара всего – на пять минут. Польза великая может выйти – отвечаю. А нет – независимо от расклада разбежимся. А?

– А банкир будет? – задал дурацкий вопрос Саранов, выпадая из состояния неприятного оцепенения.

– А на хер нам банкир? – удивился Кошель. – Моих пацанов побили – его какой интерес… Ну, если что – я потом ему передам.

– Ты слово дал, – многозначительно произнес Саранов, обведя рукой вокруг, словно призывая не обращающих на них внимания людей в свидетели. – Все слышали!