Потому возможность сращивания восьмигранников вроде бы была, но только умозрительная, во всяком случае, ничто из прочитанного и услышанного Алерой не могло поведать про успешность подобных затей. Но помыслить о том, чтобы свести Кристаллы с десятью гранями, мог либо мечтатель, либо идиот.

– Суджам, этот маг, как его… Дорал? Он тебя разыграл. Срастить десятигранники – это как вырастить дом из цветочного семени. Дома строят из дерева, из цветочных семян вырастают цветы, десятигранники свести нельзя. Даже восьмигранники нельзя.

– А я тоже так думал, рыбка, – легко согласился кузнец, сполз с прилавка и тут же оперся на него обеими локтями: – Хотя на свете живу четыре раза по столько, сколько ты живешь, и Кристаллов я видел больше, чем ты сосчитать сможешь, рыбка моя ученая. Я знаю, что у тебя талант, птичечка моя громогласная, только опыта ведь он не заменит. И если ты чего-то не видишь своими зоркими глазоньками – так, может, это не оттого, что его нет. Может, это глазоньки твои недостаточно зоркие, или же ты глядишь вовсе не туда, или даже не понимаешь своим рыбонькиным умишком, что видят твои красивые зоркие глазоньки.

Черные-черные глазоньки Алеры зыркнули на кузнеца так, что он отшатнулся и в ужасе подумал, что все его мысли, все его мастеровые и не мастеровые тайны, кажется, сей вздох стали известны этой злобной рыбочке. Жуткое было чувство и гадкое, словно кто-то вскрыл твою черепушку и поскребся там большой ложкой.

Кузнец помотал головой, рыжие волосы встали дыбом.

– Хорошо, Суджам. Ты много-много лет живешь на свете и все знаешь про Кристаллы. Верно я говорю?

Он кивнул и стал смотреть на нос Алеры. Встречаться взглядом как-то расхотелось. Что с ней творится такое?

– Потом появляется заезжий маг с пыльной спиской и открывает тебе глаза на весь мир и Миры. Заодно с глазами у тебя открывается трясучка, и ты начинаешь искать десятигранники, потому что какой-то маг с пыльной спиской сей вздох перевернул все то, что ты узнал за много-много лет. Да?

Гном пробурчал что-то себе в бороду, слов Алера не разобрала, но по тону поняла, что это было весьма далеко от согласия. Вздохнула.

– Он тебе списку показывал?

– Ну, так да… в целом.

– И ты там читал про десятигранники? Своими глазами видел эти записи?

Кузнец покачал головой. Алера пожала плечами и направилась к выходу.

– Рыбка!

– Суджам?

– Записи Дорал держит в ларце. Предупредил, что ларец запечатан защитными заклинаниями. Если полезет кто кроме хозяина – бац! – и в труху развеется. Вот как ты думаешь, рыба шибко умная, стал бы он таскать за собой всякие малоценные записи, стал бы он расшибаться, если бы не верил, что в списке – правда?

Алера развернулась, подошла к прилавку, оперлась на него ладонями. Суджам снова посмотрел в ее глаза. Обычные глаза, только черные очень, зрачков не видно.

– Суджам, в этом ларце может быть что угодно. Может, он монеты там держит или сушеные бдыщевы хвосты для каких-нибудь маговских нужд. А могут там быть и списки, только на самом деле их важность – вовсе не в байке про десятигранники. Ты ж сам сказал: там множество заметок, среди них есть сделанные магами, так что там может быть уймища всяких вещей, которые полезны этому Доралу, но без толку всем не-магам, например, тебе. А может, этот ларец вообще ничем не защищен, и магистр на тебя просто страха нагнал, чтобы ты туда не полез. Откуда он знает, полезешь ты или нет, он же тебя только несколько дней назад увидел впервые, и ему никто не рассказал, что ты честнейший, пока не приходит пора платить за обсидиановый меч? А даже если все правда: и ларец, и защита, и записи, – так это еще не значит, что десятигранники возможно свести. Тот, кто написал об этом, мог врать, бредить или обидно ошибаться. А может, вообще, этот Дорал – умалишенный, одержимый Кристаллами, может, он просто бегает по Ортаю и распевает песни о картинках из своей головы, вот и все.

Гном упрямо глядел исподлобья:

– Алера, ну я ж нутром чую!

– А чутье твоего нутра, в отличие от моего таланта, отменяет опыт? – едко спросила Алера.

Постояла несколько вздохов, дожидаясь ответа, потом повернулась и вышла на улицу.

* * *

По дороге Алера пересказала друзьям разговор с кузнецом.

Тахар неожиданно призадумался, а Элай ожидаемо никакого интереса к десятигранникам не выразил, потому как безусловная вера во что попало и Элай жили в совсем разных мирах. К тому же камни, как ни крути, всерьез занимали только Алеру и Раня, а остальные двое друзей относились к Кристаллам сугубо практически: путешествия в Миры очень быстро приучают рассчитывать лишь на собственные силы, а не на всякие чудесные подспорья. Попадется полезный камень, который можно использовать – так и очень хорошо, а не попадется – так и не больно-то надеялись. Если попалось целых два одинаковых полезных камня, которые Алера может срастить – и вовсе чудесно, а не попалось – так и ладно.

Люди, обладающие такой особой чуйкой, какая была у Алеры, умеющие сращивать Кристаллы, относились к ним совсем иначе, но это уж их дело, и если они хотят трепетать перед этими камнями, как пьяница при виде бочки эля, – так это их данное Божиней право. Как и право приезжих магов и спятивших кузнецов верить в какую-то чушь, ну, или не чушь.

Когда друзья поравнялись с домом эльфов, Элай вяло махнул рукой, отворил калитку и пошел к дому, стараясь ступать потише. Ему хотелось как можно быстрее добраться до кровати и при этом миновать тетку. Та со времени ужина с Оримом с каждым днем становилась все смеючей и цветучей, переставая быть похожей на себя и все больше смахивая на мечтательный сахарный пряник, – и этот пряник страшно утомлял Элая.

Тахар и Алера некоторое время молчали, неторопливо шагая по улице. Вечер был жарким, словно дома весь день копили тепло и теперь начали наперебой источать его, хотя каждый знает, что так могут делать только особые гномские булыжники, а деревянные срубы так делать вовсе не могут. Тахар пинал мелкие камушки, непонятно как углядывая их в темноте, Алера зевала – силы у нее вдруг взяли и закончились.

– Аль, а ты не думала, зачем Суджаму разные десятигранники? Для слияния нужно два одинаковых Кристалла, но он не парой интересовался. Это странно, да? К чьему хвосту он бы прикрутил твой?

– Угу.

Тахар еще немного помолчал. Увлекался он там камнями или нет, но была у него привычка докапываться до сути вещей и узнавать все возможное о предметах и явлениях – в конце концов, разве есть качества, более достойные мага? Тахар был наделен ими с избытком, хватило бы еще на пару-тройку самоучек, не пожелавших пройти обучение в Школе. Уже в детстве, в годы учебы при божемольне, Тахар выделялся исключительной въедливостью и не одну сотню раз заставлял жреца ощущать полную растерянность, бескрайнее раздражение и желание пожирать не только тупых, но и слишком умных детей. Хотя и сам жрец, пусть и вредный, и желчный, умен был изрядно и бесспорно, но пытливый Тахаров ум то и дело порождал совсем уж заковыристо странные вопросы, для ответов на которые никаких познаний не хватило бы. Требовалось еще не абы какое воображение, но воображения лирмский жрец был лишен начисто.