Голова у нее раскалывалась, а тяжелые веки никак не размыкались. В течение нескольких секунд Роуэн убеждала себя, что есть две какие-то веские причины, по которым ей следует оставаться в постели. И только почувствовав необычайное удобство роскошной кровати, она вспомнила, где находится, и почему должна обязательно встать. Роуэн осторожно открыла глаза и облегченно вздохнула, увидев, что она одна. Нет ни малейшего признака, что Эван провел ночь на огромной кровати рядом с ней.

Она смутно помнила, что, возвратившись после ужина в номер, сказала Эвану, что хочет прилечь, так как у нее болит голова. Он остался в гостиной, потягивая бренди, и в ответ на пожелание спокойной ночи одарил ее загадочным взглядом, который не отразил его мыслей, но заставил Роуэн подумать о сексе...

Но ведь они не занимались любовью? Потянувшись за халатом – любимым шелковым кимоно в стиле двадцатых годов, – Роуэн надела его на нижнее белье и... Одну минутку! Она не помнит, что разделась до белья, когда ложилась спать. Так как же она...

Пройдя на цыпочках по мягкому ворсистому ковру, Роуэн глубоко вздохнула, завязала красный шелковый пояс и, тихонько приоткрыв дверь, заглянула в щелку. Эван, сложив руки на широкой груди, стоял у окна, любуясь живописным пейзажем. Он был полностью одет. На нем были черные джинсы и элегантный спортивный свитер

У нее мелькнула мысль подойти к нему, обнять за талию и самым соблазнительным голосом предложить вернуться в спальню и забыть о завтраке. Но так может поступить только женщина, уверенная в своей неотразимости, а Роуэн никогда не была ею. Измена, несомненно, не способствует повышению самоуважения. И разве можно рассчитывать, что Эван захочет ее после того, как ужасно она вела себя за ужином? Она была неуклюжа, слишком много пила и, что еще хуке, возвратилась в номер и отправилась спать, даже не потрудившись поблагодарить его за то, что он привез ее в такое красивое место.

– Ты собираешься стоять там все утро, даже не пожелав мне доброго утра?

Эван почувствовал ее присутствие, как только она открыла дверь. Повернувшись, он смотрел, как Роуэн неохотно входит в комнату. Ее волосы были очаровательно взлохмачены, на лице – выжидательное выражение, а стройная соблазнительная фигурка скрыта миленьким шелковым кимоно цвета слоновой кости. Так как Эвану пришлось раздеть и уложить Роуэн в постель, он знал, что под кимоно почти ничего нет. Двух нежно голубых полосок атласа и кружев на ее восхитительном теле было бы достаточно, чтобы не устоял даже самый убежденный холостяк.

– Хорошо спала?

– Неплохо, – она заправила волосы за ухо и робко улыбнулась. Улыбка поразила Эвана в самое сердце. – Прости за вчерашний вечер. Я не собиралась так много пить.

– Ничего страшного, – успокоил ее Эван. Если не считать, что пострадала моя гордость, усмехнулся он про себя. – Постель удобная?

Роуэн смутилась, почувствовав, что у нее запылали щеки.

– Да, очень. А где спал ты?

Он кивнул на шезлонг с бархатными подушками.

– Удивительно удобная вещь.

– Извини.

– За что?

– За то, что испортила тебе вечер. Ты, наверное, думал, что ты... что мы... я хочу сказать...

– Что я намеревался соблазнить тебя? – Зеленые глаза вспыхнули, беззастенчиво рассматривая Роуэн. – Не стану отрицать этого.

– Тогда извини, что разочаровала тебя.

– Где сказано, что ночь – необходимое условие для соблазнения? – В голосе Эвана появилась хрипотца, когда он подошел и остановился перед Роуэн.

Увидев широкие, мускулистые плечи, удивительную грудь и чувственные губы, сулившие райское наслаждение, Роуэн ощутила слабость в коленях. Усилием воли она заставила себя ответить Эвану.

– Я не... я не могу рассматривать секс как развлечение, Эван. Даже... даже если меня влечет к тебе. Грег был моим единственным мужчиной, пока я не встретила тебя, и я не могу изменить себя. Ты понимаешь?

Внимательно глядя на Роуэн, он провел указательным пальцем по ее губам. В его глазах она увидела сожаление и неприкрытое желание.

– Оставайся такой, какая ты есть, Роуэн, но не проси, чтобы я делал вид, будто не хочу тебя, – его губы дрогнули в усмешке. – Сейчас это почти... невозможно.

Чувствовала ли она когда-нибудь такое сильное искушение? Вряд ли. Но действительно ли ей хочется навлечь на себя дополнительные страдания и сердечную боль, вступив в связь с Эваном? Она боится, что привязанность к нему становится слишком сильной, и одному Богу известно, что с ней будет, когда в конце концов Эван возвратится в Лондон. Вот тогда одиночество нанесет ей сокрушительный удар.

– Да, но тебе нужны не чувства, а только интимные отношения. Если ты хочешь развлечься, боюсь, что я не смогу участвовать в этом.

Эван с трудом подавил желание выругаться, потому что Роуэн сказала правду.

– Итак, мы возвращаемся к первоначальным отношениям, когда мы не были добрыми соседями? – Ярость, прозвучавшая в голосе Эвана, не оставила у Роуэн ни малейшего сомнения в его отношении к собственному предложению.

Проведя руками по длинному шелковому кимоно, она подумала, что сейчас ей не помешала бы помощь Провидения, потому что внезапно ее охватило неодолимое желание оказаться в объятиях Эвана и забыть о своем благоразумии.

– В любом случае ты скоро возвратишься в Лондон, погрузишься в работу, важнее которой, насколько я помню, для тебя в жизни ничего нет, и... забудешь меня. В следующий раз, когда ты приедешь в коттедж, я, возможно, испеку для тебя пирог, и мы устроим чаепитие так, как если бы между нами ничего не было! – резко повернувшись, Роуэн направилась в спальню, но Эван неожиданно схватил ее и, повернув к себе, устремил на нее гневный взгляд.

– Ты страдаешь... по-твоему, я не вижу этого? Мы оба разочарованы, черт подери! Но с самого начала ты знала, что я не обещал долговременных отношений, так почему ты смотришь на меня глазами затравленной лани?

Роуэн казалось, что боль, перехватившая ей горло, задушит ее. Вырвав свою руку она сделала глубокий вдох.

Вот, оказывается, какое чувство ты испытываешь, когда лишаешься последнего проблеска надежды, когда мир рушится вокруг тебя! Ей казалось, что безжалостная сила несет ее по каменистому склону горы, и ее тело покрывается синяками и ушибами, которым суждено остаться на всю жизнь.

– Мне жаль тебя, ты знаешь это? Ты носишься со своей уязвленной гордостью, как с каким-то знаком доблести! Используешь ее, чтобы отгородиться от любого, кто хочет по-настоящему сблизиться с тобой. Должно быть, это очень одинокая жизнь, Эван, и поверь мне, я хорошо знаю, что такое одиночество. Я, наконец, поняла, что единственным твоим желанием было заняться сексом с благодарной маленькой вдовой. Я думаю, что, будь я менее чувствительной женщиной, твое внимание польстило бы мне. В конце концов, ты ведь – завидный улов, не правда ли? По правде сказать, я не вступила бы в связь с тобой, будь ты даже последним мужчиной на земле!