– А прислать слабо было?

– А во-вторых, дядя Петя попросил передать тебе письмо из рук в руки и после его смерти, когда бы она ни наступила и когда бы ты ни приехал.

– Ха! А если бы я не приехал? Если бы меня мама не пустила, например?

Вика вдруг заблестела глазами и закусила губу. А потом прошептала:

– Он верил, что ты приедешь. Знаешь… он никогда не ошибался, правда. Он людей насквозь видел. Всех.

Петя задумался. Потом сказал:

– Не ошибался, говоришь… Наверное… Мой дед считал, что я – гений. Он так и написал в своем дневнике: «Мой внук Петя – гений». Если не веришь, могу показать, там на диване лежит целая тетрадь.

Но Вика и так вдруг поверила. И – странное дело! – как только Вика поверила, перестал верить Петя. Он отвернулся к компьютеру, закрыл все окошки, отсоединил мобильник:

– Но, понимаешь, раз я – приемыш, я не могу быть гением в деда! А мои настоящие родители – законченные уроды, ты сама сказала…

Трень!

Пока Петя читал эсэмэску от папы, от того папы, который не урод, а который сын деда Пети и отец Олеськи, Вика собиралась с мыслями. Папа сообщал, что кинул денежку на Инет, потому что, наверное, они еще немного задержатся в городе. Петя ответил: «ок».

– Ты не приемыш, – с жаром сказала вдруг Вика, а Баба-яга сухо добавила: – Я это от злости тебе наврала.

– Что-о???

Вика повторила. И стала путано объяснять, как ее вдруг переклинило. Пока она чирикала, проклятые камни выросли так, что закрыли собой и журналы, и телевизор. Но Петя по-прежнему их в упор не замечал.

– То есть я – родной все-таки? – в десятый раз уточнил он.

И в десятый раз Вика повторила, что да, да, да, да, да, родной, да! Петя слушал с недоверием и молчал. Так, отрицательно качая головой, и пошел к дверям. Задел плечом ставшие размером с рояль камни, но не обратил на это никакого внимания.

– Ты мне не веришь?

Петр пожал плечами:

– Ну… не знаю… Нет.

– Но ты же похож! У вас носы одинаковые!

– Носы у всех одинаковые. А вот мозги…

– А что мозги?

– Ну что-что, сама говоришь, дед у меня был умнющий. Папа тоже не промах. А я…

– А ты вообще гений!

– Ха! Щаззз!!!

– Но это же дядя Петя сказал!

– Да ошибся он, ясно? Ни в ком не ошибся, а во мне – да!

– И в тебе не ошибся.

– Ошибся! У меня тройка по математике. По инглишу – тоже. Русский лучше, но у меня мама – репетитор, натаскивает… Да я даже шифр расшифровать не могу!

– Подумаешь! Ты же и пяти минут над ним не сидел!

Петя хотел возразить, но передумал. Махнул рукой и ушел.

Вика не стала его задерживать, потому что камни совсем обалдели и уже начали заполнять собой прихожую. И с этим надо было что-то делать.

Интернет работал. Петя вошел в «ВКонтакте», увидел 18 новых сообщений и 46 друзей онлайн и немедленно вышел. Сил отвечать «норм» на вопросы «как дела», «?» и «приветик, чо там в Питире?» у него не было. Петя взял портрет деда и овальное бабушкино зеркало и сел за письменный стол. И начал искать «10 отличий».

Отличия, надо сказать, находились. Однако и общих черт было довольно много. Носы, например. Общие. Или глаза, например. Общие, если не считать морщинок. А вот губы – нет. Дед на портрете был серьезный, но казалось, что улыбается. Или будто говорит что-то вроде «ну-ну». Как Джоконда. А Петя, даже если пробовал улыбаться зеркалу, никакого глубокомысленного «ну-ну» не получалось. Получалось дурацкое «гы-гы».

– В общем, я не гений, – печально подытожил Петя.

«Ну-ну», – ответил дедушка.

– Ты во мне ошибся, – продолжил Петя. «Ну-ну», – усмехнулся дедушка, наверное, не поверил в то, что мог ошибиться.

– Ну вот и «ну»! – вздохнул Петя. – Ошибся. И елку-кораблик я в три года не придумал.

«Придумал!» – возразил дедушка.

– Не придумал! – возразил Петя. – У меня тогда случайно получилось.

«Зато сейчас может получиться не случайно».

– Что именно может получиться? – не понял Петя. – Еще одна елка?

Дед усмехнулся и не ответил.

– Ну чего ты все время надо мной смеешься! – раздосадовался Петя. – Умер уже, а все равно молчишь и смеешься! Лучше бы объяснил толком…

«Что я должен тебе объяснять?» – прищурился дед.

Прищурился он тоже не просто, а с подтекстом. Петя не смог уловить, с каким.

– Родной я или нет? – в лоб спросил Петя. «А это имеет какое-то значение?»

Петя растерялся.

– Имеет, – сказал он не вполне уверенно.

«Родной, – подтвердил дедушка и строго добавил: – Но никакого значения это не имеет. Ни малейшего. Родной, не родной. Это не важно».

– А что важно?

«Йогуртами не кидаться. Это важно».

– Ну я… – Петя вспыхнул, но извиняться не стал, это же глупо – извиняться перед портретом!

Дед вроде никаких извинений и не ждал. Петя сказал:

– Если я родной, то почему я в детстве называл маму «Петинамама»? Почему мы уехали из Питера буквально через неделю после того, как Вика сказала мне, что я – приемыш? Почему, в конце концов, вы меня никогда не наказывали, даже в угол не ставили?

«Во-первых, маму ты называл мамой, как все дети. А «Петинамама» появилась только для игры в необитаемые острова, после книжки про Робинзона в детском изложении. Игра – она и есть игра. Палас – океан, шкаф – остров, мама – Петинамама… Во-вторых, в Москву вы и так собирались переезжать, потому что папе там предложили хорошую должность, и ты это знаешь. Просто должность освободилась немножко… внезапно. Никакая Вика тут ни при чем. А в угол… Извини, так уж получилось! Не ставили! – Дед усмехнулся. – Тебе позарез нужно постоять в углу? Ну, иди, постой, что ли!»

– Да щаз! – буркнул Петя.

«Вот прямо сейчас и иди, – невозмутимо усмехнулся дед. – Как там вы вчера с папой говорили? Ребенка ставят в угол, чтобы он думал о том, в чем провинился, и исправлялся. Ты в меня йогуртом вчера кидался?»

– Опять ты про йогурт! «Кидался?»

– Я случайно…

«Да-а-а? – Портрет издевательски заржал, в голос. – Случайно?»

«За случайно бьют отчаянно!» – вспомнилось вдруг Пете. Он слегка покраснел, исподлобья посмотрел на дедушку и недоверчиво спросил:

– Ты что, серьезно хочешь, чтобы я это… сейчас…

«Серьезно», – вполне серьезно ответил дедушка.

– Но мне тринадцать лет!