Я внимательно присмотрелась к поведению доктора. Оно было не более странным, чем всегда. Мне показалось, что Грэм Фэрроуз стал более холоден со мной, но разве хотя бы раз, кроме той ночи, которую мы провели за флягой, наполненной виски, и беседами о жизни, он демонстрировал ко мне какой-то особенный интерес? Едва ли. Во всяком случае, этого интереса я не замечала.

Холодность Фэрроуза, как это ни странно, задела меня куда сильнее, чем я могла предположить. Мысль о том, что я значу для него не больше, чем остальные участники шоу, вызывала во мне обиду и даже горечь. Эти странные чувства, которых я совершенно не ожидала испытать по отношению к мало знакомому человеку, удивили и даже напугали меня. Если бы не то, что случилось на холме, я бы рассказала обо всем Клемансу и, возможно, спросила бы, что он думает о моих странных чувствах. Но мне показалось, что именно его я больше всего обижу своей откровенностью.

Впрочем, дела куда более прозаического характера очень скоро вытеснили из моей головы мысли о докторе. Нам с Клемансом предстояло приготовить ужин, но ни я, ни он ровным счетом ничего не понимали в тонкостях поварского мастерства. Порядочно проголодавшейся команде участников пришлось довольствоваться недоваренными макаронами с мясом, напоминавшим подошву резинового сапога — моим произведением кулинарного искусства, — и салатом из порезанных огромными кусками овощей — кулинарного шедевра Клеманса.

Вполне естественно, что свой дебют в качестве поваров мы с треском провалили. Наша стряпня подверглась жуткой критике, и даже Мажетта Спаулер, которая благородно пыталась за нас заступиться, не спасла меня и Клеманса от шуточек и насмешек. Больше всего рвала и метала Лив Такер. Овсянка, которую порекомендовал ей на ужин доктор, прилипла ко дну кастрюли, и мне с трудом удалось выковырять то, что не успело пригореть.

Выслушав все эти порицания, мы с Клемансом, ко всеобщему ликованию, отказались от почетной должности поваров, на которую после общего голосования немедленно вернули Мажетту Спаулер и Грейс Митчелл. Наш ужин конечно же не стал от этого вкуснее, однако забрезжившая надежда на хороший завтрак немного оживила собравшихся за столом.

Обсуждение сегодняшней находки так ни к чему и не привело. Огромный след, который я обнаружила в пещере, никак не увязывался с ключом, найденным на холме. Оставалось лишь надеяться, что организаторы дадут нам еще одну подсказку или Грейс, пообещавшая хорошенько подумать над этой головоломкой, отыщет какое-то разумное объяснение нашим находкам.

На этот раз я почти не принимала участия в общем разговоре — мне было тоскливо и тревожно. То же самое, по всей видимости, испытывал и Клеманс, на которого к тому же дулось большинство участников шоу. Насколько я поняла, Клеманс не привык извиняться — для меня он сделал исключение, — и эта черта, разумеется, не делала его привлекательнее в глазах окружающих.

Грэм Фэрроуз, за которым я исподтишка наблюдала, как всегда молчал и потягивал виски из своего стакана. К еде он почти не притронулся, что, впрочем, было неудивительно: я ни разу не замечала, чтобы доктор ел с аппетитом. Но зато и критики в адрес нашей с Клемом стряпни я не услышала.

Мне снова вспомнился разговор на холме. Мог ли Фэрроуз и впрямь оказаться подсадной уткой, засланной к нам организаторами шоу, обладавшими, если верить предположениям Клеманса, весьма изощренной фантазией? Весы моих размышлений колебались то в одну, то в другую сторону.

Сказать по правде, меня саму порядочно раздражало то, что я никак не могла решить окончательно: считаю ли я Фэрроуза порядочным человеком или все же склоняюсь к мысли, что он способен на подлость. Я всегда старалась оценивать людей согласно собственному мнению, но тогда почему слова Клеманса оказали на меня большое влияние?

Впрочем, уже позже я подумала, что куда больше, чем подозрения Клеманса, на меня повлияло то, что происходило со всеми нами. Слишком уж странным и зловещим был старый замок, слишком уж непонятным было поведение тех, кому пришла в голову мысль снять подобное шоу. Слишком уж подозрительным казалось то, что происходило со мной, Клемансом, Лив и Лилландом.

Все было слишком, и это угнетало нас и заставляло искать угрозу там, где на самом деле ее могло и не быть.

Новая ночь приготовила для нас очередное испытание…

Я проснулась от жуткого, истошного вопля, огласившего стены замка. Сложно было понять, кому именно принадлежал крик, но этот крик разбудил всех, кто в этот час мирно дремал в своих кроватях.

Все выбежали из своих комнат и увидели в коридоре Мажетту Спаулер, лицо которой было перекошено от ужаса. Она пыталась что-то нам сказать, но вместо слов с ее языка срывались лишь непонятные звуки. Ужас, который пришлось пережить несчастной старушке, по всей видимости, оказался настолько сильным, что она не могла вымолвить ни слова.

Я сразу заподозрила, что Мажетта могла столкнуться с тем, с чем уже сталкивались мы с Клемансом, поэтому не замедлила спросить ее, не призрак ли увидела она в своей комнате.

Она отрицательно покачала головой и ткнула пальцем в сторону своей двери. Моему вопросу, к счастью, никто не придал особого значения. Мужчины — все, кроме доктора, — сразу же направились в комнату Мажетты. Остальные, включая меня, принялись успокаивать перепуганную старушку, но Фэрроуз в довольно резкой форме попросил нас помолчать.

Признаюсь, его заявление заставило меня насторожиться.

— Почему, мистер Фэрроуз? — с вызовом спросила я доктора.

— Потому что своими дурацкими вопросами вы только мешаете ей прийти в себя, — ответил он, даже не посмотрев в мою сторону.

— Но мисс Спаулер нужна поддержка.

— Если вся ваша поддержка заключается в том, чтобы помешать ей успокоиться, то она прекрасно обойдется и без нее. Если хотите помочь, принесите воды и сбегайте за моей аптечкой. Она лежит на тумбочке, рядом с кроватью.

Мне ничего не оставалось, как подчиниться. А что я еще могла сказать человеку, который не хотел даже смотреть в мою сторону?

Я зашла в комнату к доктору и поняла, что не ошиблась в своих предположениях относительно того, что ему было совершенно безразлично, в каком месте он окажется. Его до сих пор не разобранные вещи стояли возле двери, а пепельница — кстати, я ни разу не замечала, чтобы Фэрроуз курил, — была полна окурков. В комнате стоял сильный запах табака.

Бегло осмотрев пристанище — мне трудно было подобрать другое слово для названия этой комнаты — нашего мрачного эскулапа, я взяла аптечку и побежала за водой.

К тому моменту, как я выполнила все поручения Фэрроуза, Клеманс, Лилланд, Карл и Джад закончили осмотр комнаты Мажетты. В руках у Клеманса я заметила большую банку и направила на нее фонарик.

— Господи! — вырвалось у меня. Руки мои дрогнули, и стакан с водой едва не упал на пол. — Откуда это взялось?!

В банке, которую держал Клеманс, сидел большой мохнатый паук, один вид которого вызывал непреодолимое отвращение.