головке. Благодарности не дождешься даже за заботу о людях. Будешь говорить, как я научу. Мы гнались за хитобаном-людоедом, ты попытался поймать его для будущего меча, но гаденыш оказался проворным, поэтому талисман захватил ближайшего к тебе ёкая.

– Звучит правдоподобно, – сказал Кента без особой радости. – Но как это объяснит, куда делся твой талисман?

– Я его потерял, – легко развел руками Хизаши и зевнул.

– Сакурада-сэнсэй тебя убьет.

– Морикава не позволит. Я подаю надежды, он так сказал.

И с этими словами Хизаши заложил руки за спину и неспешно двинулся прочь по тропинке, уводящей от проклятого места обратно к знакомым краям. Кента догнал его и, прижимая сквозь одежду талисман к груди, спросил:

– Как думаешь, Ватару покинет этот лес?

– Я бы покинул. Но лишний раз прочесать местность не помешает.

– Но я пообещал, что Дзисин про него не узнают.

– И серьезно собираешься выполнить обещание? – не поверил Хизаши.

– В этом и смысл обещаний, – просто ответил Кента. – Их дают для того, чтобы сдержать.

– Тебе точно семнадцать? – хмыкнул Хизаши. – Рассуждаешь как младенец.

– Родители научили меня держать слово, неважно, кому его даешь.

Эти речи Хизаши от него уже слышал, но тогда отнесся со скепсисом. Сейчас же поймал себя на том, что почти восторгается его верой в правду и справедливость. Но сам так же не умел и не собирался учиться.

Они вышли из чащи и набрели на землянку хитобана. Его тела в овраге уже не было, Ватару успел раньше них и еще до того, как утро вошло в силу, вернул себе человеческий облик. Хизаши поддел веером брошенную клетку лесных огоньков, и один вылетел наружу, слепо закружился, мелькая между просачивающихся сквозь ветви солнечных лучей, врезался в Кенту и скрылся в темноте оврага.

– Гордись, сегодня ты спас целую кучу ёкаев, – усмехнулся Хизаши.

– А ты спас Ватару, – напомнил Кента и с прищуром уставился на него. – Так что же все-таки это за проклятие и что лежало в коробке?

– Ты не видел?

– Было темно, – уклончиво ответил Кента, но Хизаши понял, что того слишком волновала судьба усаги в желудке монстра. И в этом весь Куматани Кента.

Хизаши кратко обобщил все, услышанное от хитобана, пока они продолжили путь к выходу из леса. Усталость и потеря сил существенно сказались на скорости, и возвращение больше походило на неспешную прогулку.

– В коробке были запечатаны части жертвенных тел, – подытожил Хизаши. – Птичьи кости, перья, человеческие пальцы и глазные яблоки и еще какой-то мелкий мусор. По отдельности ерунда, не стоящая внимания, но собрав это вместе и проведя соответствующие ритуалы, черный оммёдзи может сотворить из такой коробки смертельно опасный предмет. Тем более на изначально зараженной дурной энергией земле.

– Но зачем? Кому могло понадобиться создавать в лесной глуши проклятое место? Туда, наверное, и люди забредали-то раз в год.

– Даже если и так, – задумался Хизаши и похлопал сложенным веером по ладони. – Хотя раз в год туда могли забрести ученики Дзисин.

Он подумал об этом только что. А ведь и правда, для начала попросту глупо проводить темные ритуалы под боком у величайшей их трех великих школ экзорцизма. И не менее глупо проклинать землю в чаще леса, куда, как верно заметил Кента, люди едва ли доходили. Так не может ли быть, что эта сложная ловушка расставлена на слабых учеников, не готовых к встрече с подобным явлением? Не будь с ними Хизаши, выжил бы Куматани? Смог бы справиться со всем один?

– Если бы не ты, не знаю, что бы с нами было, – будто прочитав его нескромные мысли, сказал Куматани. – Я еще так многого не умею. И у меня мало сил, по сравнению с Хизаши-куном. Например, твой веер, – Кента посмотрел на него с благоговением. – С виду простое украшение.

– Ну, не такое уж простое, – хитро улыбнулся Хизаши и наклонился, чтобы не задеть макушкой низкую ветлу, а вот Кента оказался не так ловок, и на него обрушился град холодных блестящих капель. – Этот веер совершенно особенный, и он поможет мне избежать участи таскать с собой почти два кина[24] железа. Мне его подарила одна прекрасная аристократка в благодарность за спасение от горё[25], их дальнего почившего родственника.

Кента тихо усмехнулся.

– Хизаши-кун открывается для меня все с новых и новых сторон.

Хизаши изобразил улыбку: на самом деле он сочинил эту историю только что. Он ведь не мог рассказать, что веер в его руке – часть него самого. Когда-то на божественном суде в Такамагахаре боги пытались лишить его всей силы хэби, но не смогли – настолько много ее было у Хизаши – и в итоге превратили часть в веер. Для Хизаши не было ничего дороже этой изящной вещицы, ведь она напоминала ему о его истинной сути, уничтожить которую полностью не сумели даже всемогущие небожители.

И вот, наконец, они оба вышли на опушку, и солнечный свет, теплый и по-весеннему ласковый, скользнул по их лицам, и Хизаши заметил, что его тело вернулось к прежнему виду, и это, кто бы мог подумать, не принесло разочарования. Хизаши поправил смятые рукава хаори, раскрыл веер и, обмахиваясь, бодро поспешил по тропинке к городу.

Им еще предстояло многое рассказать и не меньше объяснить.

* * *

Церемония Гаппай-но хи состоялась через пять дней после того, как вернулся последний из учеников. К тому времени все жители их павильона собрались вместе и поделились друг с другом своими историями. Впрочем, не у всех истории эти были полны подвигов и приключений.

– Ну и как же твой отороси? – ехидно осведомился Хизаши, едва Мадока закончил приводить себя в порядок после посещения целителя и съел выданный ему вне очереди обед. Они с Кентой отделались довольно рано, только Хизаши пришлось изрядно задержаться для беседы с почтенными наставниками. И даже если почтения к ним Хизаши не испытывал, все равно был должен прислушиваться к их мнению. И о проведенном в компании Ниихары и Морикавы часе вспоминать не хотелось.

Вместо этого гораздо приятнее посмеяться над незадачливым охотником на легендарных монстров.

– Он… – Глаза Мадоки расширились, а щеки заалели. – Он такой… ну, ты понимаешь. Он огромный и… огромный и жутко страшный. Но я не испугался, вы не подумайте. Я шагнул к нему, и вдруг что-то промелькнуло передо мной. – Мадока в порыве вдохновения возомнил себя актером кабуки и принялся медленными широкими жестами изображать собственную же выдумку. – Но я был готов! Отороси сидел на перекладине храмовых ворот и глазищами так на меня зыркал. Наверняка испугался, зараза. И я, значит, иду к нему…

Под тремя парами глаз Мадока снова замялся, видимо, еще не придумав окончание истории, поэтому Хизаши подсказал:

– Споткнулся о его длинные волосы?

– Говорят, они отрастают до такой степени, что волочатся по земле, когда отороси забирается