– Но она тоже не верила в чародейство, – догадалась я.

Нелла покачала головой, потом подошла к своему журналу и стала листать его назад, нахмурив лоб, пока не нашла нужную дату. Провела пальцами по записям, кивнула.

– Да, вот. Взгляни.

Она развернула журнал ко мне и указала на запись.

«6 апреля 1764 года. Мисс Брейли, дикий мед, чист., ½ фунта, наружн.».

– Полфунта дикого меда, – прочла Нелла вслух.

Я вытаращила глаза.

– Чтобы есть?

Она ткнула в слово «наружн.».

– Нет, наносить на кожу. – Она откашлялась и пояснила: – Мисс Бейли была немногим старше меня тогда. Немногим старше тебя сейчас. Она пришла к матери в лавку после полуночи. Нас разбудили ее крики. У нее на руках был младенец… Она сказала, что за несколько дней до того мальчик сильно обварился из чайника с кипятком. Моя мать не спросила, как это вышло. Это было не так важно, как плачевное состояние ребенка. Рана начала воспалятся и гноиться. И, что еще хуже, на других частях тела выступила сыпь, как будто рана расползлась по всему его телу.

Мать взяла мальчика на руки, почувствовала, как он горит, потом положила его на стол и раздела. Открыла горшок дикого меда и намазала все его тельце. Младенец заплакал, мать тоже. Она понимала, какую боль это должно причинять его нежной юной коже. Это самое тяжелое на свете, Элайза, причинять кому-то боль, даже когда знаешь, что она во благо.

Нелла промокнула глаза.

– Мать не позволила молодой женщине с ребенком уйти, три дня их не отпускала. Они жили с нами, в лавке, чтобы наносить мед каждые два часа. Мать не пропустила ни единого раза – ни на минуту не опаздывала натереть младенца медом, все три дня. Она отнеслась к мальчику как к родному. – Нелла захлопнула журнал. – Волдыри подсохли. Сыпь пропала. Загноившаяся рана затянулась, почти без шрама.

Она указала на книгу чародейства, которую только что мне дала.

– Вот поэтому моя мать никогда не открывала книгу, которая у тебя в руках. Потому что спасать жизни дарами земли, Элайза, это не хуже чародейства.

Я подумала о покрытом медом ребенке, который когда-то лежал на столе, за которым сейчас сидела я, и мне вдруг стало стыдно, что я вообще заговорила о чародействе.

– Но я понимаю, почему тебя занимают призраки, – продолжала Нелла, – и это не касается спасения жизней никоим образом. На задней обложке есть название книжной лавки и улицы, где она находится. Не вспомню сейчас, что-то вроде Бейсинг-лейн. У них есть разные книги о чародействе, по крайней мере, так мне говорили. Лавки, возможно, уже и нет, но, видя, как ты жаждешь снадобья, которое отвадит духов от твоего дома, я думаю, начать можно и оттуда. – Она закрыла дверцу шкафа. – Всяко лучше, чем здесь.

Я держала книгу в руках, чувствуя ее прохладу под своими влажными ладонями. Книга о чародействе, довольно думала я, с адресом лавки, где продают и другие. Возможно, мой сегодняшний приход сюда не был таким уж бесплодным, как я боялась минуту назад. В груди у меня стучало от предвкушения. Сейчас же пойду в эту лавку.

Внезапно раздался тихий стук, четыре мягких удара, в дверь. Нелла снова посмотрела на часы и застонала. Я поднялась со стула, готовясь уйти. Но Нелла, шагнув к двери, положила руку мне на плечо и мягко усадила меня обратно.

У меня забилось сердце, а Нелла, понизив голос, прошептала:

– Руки меня не слушаются, я не смогу насыпать во флакон порошок, который собираюсь продать женщине, что только что пришла. Мне бы не помешала твоя помощь, всего разок, если ты не против.

Я закивала – чародейская книжная лавка могла и подождать. И Нелла, со своими красными распухшими костяшками, открыла дверь.

В начале седьмого со стаканом кофе в руке, под утренним светом, которого едва хватало, чтобы разобрать дорогу, я вышла из гостиницы и отправилась в Медвежий переулок. Я глубоко дышала, очищая голову и раздумывая, как лучше поступить с грядущим приездом Джеймса. Можно было попросить его снять номер в другой гостинице, желательно в другом городе, или распечатать наши клятвы и спросить, что именно было ему непонятно в словах «буду тебе верен». В любом случае ясно было одно: когда мы наконец увидимся, ему не понравится, что я скажу.

Занятая своими мыслями, я прозевала светофор, и меня чуть не сбило такси, когда я переходила Фаррингдон-стрит. Я помахала водителю в бессмысленной попытке извиниться и про себя выругалась на Джеймса, из-за которого чуть не погибла.

По обе стороны Фаррингдон-стрит возвышались величественные здания из стекла и бетона; как я и опасалась, окрестности Медвежьего переулка выглядели так, словно их захватили крупные корпорации, и казалось, здесь едва ли сохранилось что-то двухсотлетней давности. Когда до места назначения осталось полквартала, я смирилась с тем, что Медвежий переулок окажется не чем иным, как подъездной дорожкой.

В конце концов я добралась до небольшой черно-белой таблички с названием переулка, спрятанного между высотными зданиями: Медвежий переулок, ЕС4. Переулок и правда выглядел проездом для грузовиков. По одну его сторону сгрудились переполненные мусорные баки, почерневший тротуар был усыпан окурками и контейнерами из-под фастфуда. Грудь мою сдавило от разочарования; я не ждала вывески «Здесь была Аптекарь-убийца», но надеялась найти что-то поинтереснее всего этого.

Углубившись в переулок так, что за спиной у меня быстро стих шум улицы, я поняла, что за фасадами из бетона и стали стоят кирпичные строения постарше. Переулок тянулся вперед метров на двести. Я осмотрелась, увидела мужчину, прислонившегося к стене, он курил и глядел в телефон – кроме него, вокруг никого не было. Несмотря на это, я не испугалась; в ожидании приезда Джеймса адреналин у меня и так зашкаливал.

Я медленно прошла между кирпичными постройками в поисках чего-нибудь интересного, добралась почти до конца переулка, но обнаружила только новые горы мусора. Я спросила себя, чего я ищу. Дело было не в доказательстве того, что флакон или безымянная женщина-аптекарь были как-то связаны с этим переулком. В конце концов, я даже не была уверена, существовала ли она на самом деле; записку из больницы могла написать безумная женщина в предсмертном бреду.

Но сама возможность, что аптекарь все же существовала, и ее тайна тянули меня все дальше. Молодая Кэролайн, жаждущая приключений, снова начала оживать. Я подумала о своей так и не нашедшей применения степени по истории, о дипломе, засунутом в ящик стола. Когда я была студенткой, меня завораживала жизнь обычных людей, тех, чьи имена не были известны и не значились в учебниках. И теперь я наткнулась на тайну такого безымянного, забытого человека – да еще и женщины.

Если быть с собой честной, это приключение меня так затянуло по другой причине: я искала, чем отвлечься от висевшего во входящих сообщения. Как в последний день каникул, я страстно желала, чтобы что-то, что угодно, отсрочило неизбежное противостояние. Я прижала руку к животу и вздохнула. Еще я хотела отвлечься от того, что месячные у меня так не начались.