Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну же, Лэнс. В чем проблема?
— Кэти Рочестер.
— Потому что Кэти поступила так же? Сняла деньги перед исчезновением?
Он покачал головой: жест, означавший «может — да, а может, и нет», по-прежнему глядя в сторону.
— Дело не в том, что она поступила, как Кэти Рочестер, — наконец произнес он, — а в том, что она поступила так же, как Кэти, в буквальном смысле слова.
— Я не понимаю.
— Банкомат, которым воспользовалась Эйми, находится на Манхэттене, — теперь он произносил слова подчеркнуто медленно, — в отделении Ситибанка на углу Пятьдесят второй улицы и Шестой авеню.
Лорен почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки.
— Это ведь тот же банкомат, что и в случае с Кэти Рочестер?
Она кивнула и сказала очевидную глупость:
— Это может быть простым совпадением.
— Да, — согласился он.
— У тебя есть еще что-нибудь?
— Мы только начали, но успели проверить ее звонки по мобильному.
— И?..
— Она сделала звонок, сразу после того как сняла деньги.
— Кому?
Лэнс Баннер откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу.
— Ты помнишь парня, который учился на несколько лет раньше, — баскетбольную звезду по имени Майрон Болитар?
В Майами Майрон ужинал со своим новым клиентом Рексом Стортоном в огромном ресторане, который тот выбрал из-за большого скопления людей. Ресторан входил в сеть наподобие «Бенниганс» и «Фрайдиз» с такой же ужасной кухней.
Стортон был стареющим актером, бывшей звездой, и мечтал о роли, которая позволит ему вырваться из захудалого местного театра и вернуться обратно в Калифорнию. Рекс красовался в розовой сорочке со стоячим воротом и белых брюках, которые в его возрасте были явно неуместными, а на голове носил накладку из искусственных волос, которая смотрелась вполне прилично на расстоянии, но никак не вблизи.
На протяжении нескольких лет Майрон представлял интересы только спортсменов-профессионалов. Но однажды один из баскетболистов решил сняться в кино, и Майрон окунулся в актерский мир. В его бизнесе появилось новое направление, и теперь он занимался только актерами, оставив спортсменов на попечении Эсперансы.
Это было необычно. Казалось бы, ему как бывшему спортсмену-профессионалу должно быть интереснее заниматься своими коллегами, но на деле получилось иначе. Актеры ему нравились больше. Большинство спортсменов проявляли свои таланты с юных лет и становились всеобщими любимцами уже в школе. Они составляли круг избранных, их приглашали на вечеринки, им доставались лучшие девчонки, их ставили в пример родители, к ним благоволили учителя.
С актерами было все по-другому. Многие из них начинали с противоположного конца молодежного спектра. Спортсмены были всегда на виду, а будущие актеры редко блистали на спортивном поприще и искали другую сферу, где могли бы преуспеть. Их не брали в команды из-за маленького роста и плохой координации: неудивительно, что при встрече с ними всегда удивляешься, какие они миниатюрные в жизни. И такие ребята подаются в актеры, а когда на них вдруг сваливается слава, то застает их врасплох. Для них она внове и удивительна, в каком-то смысле они более благодарны и признательны. Конечно, не во всех, но во многих случаях они скромнее и непритязательнее спортсменов.
Но и это еще не все. Говорят, что сцена манит актеров, потому что только аплодисменты позволяют заполнить пустоту в их жизни и почувствовать свою значимость. Даже если это и так, го артистам гораздо важнее понравиться и прийтись по душе, чем спортсменам, и они стараются изо всех сил. Если спортсмены воспринимают поклонение как должное и само собой разумеющееся, то актеры приходят к нему с чувством незащищенности и беспомощности. Спортсменам требуется побеждать и брать верх. Актерам нужны только ваши аплодисменты и, соответственно, ваше почитание.
С ними легче работать.
Конечно, речь идет о типичном случае — Майрон, например, сам был спортсменом, посчитал, что с ним работать легко. Но он скорее был исключением, которое только подтверждало правило.
Он рассказал Рексу о роли стареющего угонщика машин — «трансвестита с добрым сердцем», как он выразился. Рекс кивал, но его взгляд постоянно блуждал по залу ресторана, будто они были на вечеринке с коктейлем, где он ждал прихода кого-то важного. Рекс все время держал вход под наблюдением, что было очень характерно для актеров. У Майрона в клиентах был один актер, известный на весь мир своей ненавистью к прессе. Он вступал в драку с фоторепортерами, подавал в суд на таблоиды и требовал невмешательства в свою частную жизнь. Но когда Майрон встречался с ним в ресторане, тот обязательно выбирал столик в центре зала и садился лицом к входу. Стоило появиться новым посетителям, как он неизменно поднимал голову, чтобы убедиться, что его увидели и узнали.
Продолжая скользить взглядом по залу, Рекс говорил:
— Да, да, я понимаю. Мне нужно будет носить платье?
— Для некоторых сцен — да.
— Мне уже приходилось это делать.
Майрон удивленно поднял бровь.
— Я имею в виду — по работе. И не делай такое лицо. Платье, кстати, было стильным. Оно должно быть стильным.
— То есть без глубокого выреза?
— Хорошая шутка, Майрон. Я оценил. Кстати, мне нужно будет проходить пробы?
— Да.
— Господи, я же снялся в восьмидесяти фильмах!
— Я знаю, Рекс.
— Разве нельзя посмотреть хоть один из них?
Майрон пожал плечами.
— Они на этом настаивают.
— А тебе понравился сценарий?
— Да, Рекс, понравился.
— Сколько лет режиссеру?
— Двадцать два.
— Господи, когда он родился, я уже вышел в тираж.
— Они оплачивают твой перелет в Лос-Анджелес.
— Первым классом?
— Нет, эконом, но, думаю, смогу заставить их раскошелиться на бизнес-класс.
— Зачем я спрашиваю? Да если роль хорошая, я готов лететь хоть голым на крыле.
— Вот такой настрой мне нравится!
К ним подошли мать с дочерью и попросили у Рекса автограф. Он величественно улыбнулся и расправил плечи.
— Вы сестры? — спросил он, обращаясь к матери, хотя принять их за сестер было невозможно.
Уходя, та довольно хихикала.
— Еще один клиент осчастливлен, — заметил Майрон.
— Доставлять людям удовольствие — мое призвание.
К ним за автографом подошла пышная блондинка. Реке с чувством поцеловал ее. Когда она отошла, он показал Майрону листок бумаги.