Пока мужчина рассчитывался наличными, женщина юркнула к выходу. От них так и разило желанием скорого секса.

— Петь, Никитин меня пока не особо колышет! Что по объекту?! — злилась Инфанта.

— Богиня, да ничего на нее нет… Сидит баба дома, до недавнего времени жила у мужика, но там квартира на той неделе погорела. Теперь вернулась по месту прописки, живет с дочерью и ее хахалем. Из дома выходит раз в день, наведывается на погоревшую квартиру, там сейчас гастеры ремонт делают. Соседи дали показания, что, типа, квартиру психиатру подожгли. Но наши, ясный пень, дело уже закрыли, прямых улик нет.

— Что за психиатр?

— Мужик ее, — пожал плечами подполковник. — На него тоже ничего, недавно перешел в частную медицину. И на дочь, переводчицу, тоже ничего. И на мужика дочери, эмчээсника — тоже.

— Плохо работаешь, Петя, — скривилась Инфанта. — Объект уже больше половины жизни прожил, в вашем ведомстве работал, семью имеет и что, совсем ничего?!

— Да вот те крест, богиня! — Петя неловко и поспешно перекрестил себя, с трудом сложив толстые пальцы. — Не, если надо, мы этой грымзе жизнь подпортим! По наркоте, например… Дочка же с иностранцами якшается… Или кого-то из отсидевших по ее делам разыщем, — торопливо зашептал он.

— Фуфла не надо! — отрезала Инфанта, вставая. — За кофе заплати. А за психиатром этим пусть твои пиздодельные пинкертоны последят с недельку. И еще мне понадобится кое-какая личная инфа о семье Никитина. Сообщу позже.

Выйдя из кафе, она накинула на голову белоснежный кашемировый шарф — моросило.

Информация, поступившая от Пети, окончательно испортила настроение. До этой встречи она была уверена — ему удастся что-то нарыть на «объект», если не по сфабрикованным когда-то уголовным делам, то хотя бы по семье… по налогам…

Кидать подставу она не хотела.

Все должно быть по справедливости.

Придется, как привыкла, и дальше действовать самой.

* * *

Восстановить равновесие ей помогала живопись.

Купив входной билет, Инфанта прошла в здание музея.

От скверной погоды, отсутствия солнца, моросившего, но пробиравшего до костей дождя, в теплом, ярко освещенном помещении слегка закружилась голова.

Судя по полученной информации, Петя не врал — он, похоже, прочесал все, что мог. А в последние дни, после ее просьбы, озвученной в грузинском ресторане, когда был сбор ордена, он вообще приставил к «объекту» наружное наблюдение.

Впрочем, удивляться было нечему.

Насколько она знала, «объект» жил скромно и имел принципы.

Ей нравилось это слово — объект.

Оно обезличивало человека и примиряло давно задуманное с шевелившимися в ней сомнениями.

Поднявшись по лестнице, Инфанта окинула взглядом впечатляющий своей выдержанной роскошью зал.

Народу в будничный дневной час было немного: в основном студенты или неторопливые, интеллигентного вида пенсионеры.

Ей нужно было уцепиться взглядом за что-то такое, что могло дать не поверхностное впечатление, но полное погружение.

Инфанта была уверена: все значимые, вошедшие в историю творцы, будь то писатели, композиторы или художники, имели психические отклонения. Стоило ли говорить о тех безродных, затертых, но так и не исчезнувших гениях, непризнанных при жизни, о тех, кто не признан до сих пор и не будет признан никогда?

Шизофрения, паранойя, обсессивно-компульсивное и тревожное расстройства — в безумии талантов можно блуждать бесконечно… Чужое безумие всегда затягивает. Путешествия по тоннелям чужих душ, не обычных людишек, как большинство клиентов, а особенных, назначенных публикой гениев или никому не известных учителей и подмастерьев, выглядывавших из-за их спин, давало ей необходимую перезагрузку.

Бродить в глубинах собственной души она не любила, рефлексия мешала ей действовать.

Виновные должны быть наказаны.

Только это справедливо.

Пытаясь сфокусироваться, Инфанта уцепилась взглядом за одну из работ.

Она не поняла, что именно привлекло ее в этой унылой картине: холст/масло, одинокая ворона на покосившемся от времени заборе.

На банкетке напротив картины сидел молодой мужчина и смотрел на нее зачарованным взглядом.

Остановившись у полотна, она из любопытства обернулась и посмотрела на посетителя. И тут же поняла, что он глядит вовсе не картину.

Его горящий взгляд был обращен внутрь себя.

Погрузиться не получалось. Энергия мужчины сильно мешала. Она отвернулась.

— Нравится? — послышался голос с банкетки.

— Не знаю. Депрессуха какая-то, но прописано хорошо. Думаю, художник хотел отразить какой-то второй смысл, — ответила, не оборачиваясь.

— Девушка, смысл может быть только один, — продолжил голос за спиной. — Художник написал лишь то, что видел, когда работал над картиной. Это мы, якобы ценители искусства, пытаемся создать иллюзию иного смысла, так же интересней, не правда ли?

Инфанта обернулась.

Мужчине, на первый взгляд, было не больше сорока. Он был чисто, модно, неброско одет. В темно-русых, коротко стриженных волосах проглядывала легкая седина. Лицо немного скуластое, глаза зеленые, умные, но глядящие так, будто в них выключили обычный огонек. В его облике непонятно как сочетались вальяжность и хорошо спрятанный, но все же уловимый подростковый протест.

— Не знаю, — обронила она, почувствовав, как стала нарастать тревога: ладони вспотели, а сердце заколотилось сильней. Банкетка с сидевшим на ней мужчиной, картины за его спиной, старушка-смотрительница на бархатном стуле, люди, проходившие мимо, — все это смазывалось перед глазами, превращаясь в одно резкое, неприятное пятно.

«Старею, что ли? Вот уже и сосуды стали на погоду реагировать, — пыталась успокоить она себя. — Должно быть, пересидела вчера в чане…»

— Девушка, вам плохо? — не отставал от нее мужчина, но и с банкетки не вставал. Судя по интонации голоса, им двигало то ли пустое любопытство, то ли обычная вежливость. Вероятней всего, он был из тех, кто на работе вынужден постоянно соглашаться с начальством. Такие любят поболтать с незнакомыми людьми.

— Погода скверная, — быстро ответила она и, намереваясь уйти, повернулась к нему спиной.

— Может, кофе? — Он наконец соизволил встать и подошел вплотную.

Мужчина оказался невысоким. Его можно было бы назвать отлично сложенным, если бы под полосатой рубашкой не прослеживалось уже заметное возрастное пузцо.

От столь наглого вторжения в ее пространство по всему телу пробежала дрожь.

«Да что ж за денек! Буря, что ли, магнитная…»

— Даже не знаю, — чтобы что-то ответить, глухо обронила она и с ужасом поняла, что в таком состоянии не сможет сесть за руль.