У потолка взорвалась истеричная музыка, поезд прибывал к станции. У Аны сжалось сердце. Несколько человек встали со скамеек и обступили двери. Поезд дёрнулся, замедлил ход. В окнах протянулся длинный перрон.

– Нив! – крикнула Ана.

Пассажиры уставились на неё. Мальчишка, обнимавший колонну, испуганно вздрогнул. Пожилой мужчина, сидевший в тени, нахмурился и покачал головой.

Поезд устало выдохнул, покачнулся и встал. Ана метнулась к дверям, ещё не решив, выходить или нет.

Перрон забивала толпа – и хлынула в вагон потоком, когда открылись двери. Ану толкали – она мешала входящим. Воздух пробил сигнальный гудок – завершение посадки. Ана увидела знакомую фигуру на дальнем конце перрона. Нив на мгновение мелькнул перед её глазами и тут же утонул в толчее.

– Нив! – крикнула она.

Ана выскользнула из вагона в последнюю секунду и побежала к спуску с перрона. Пролетела по лестнице, пересекла плев и, уже на улице, чуть не рухнула от слабости на колени. К горлу подступил тёплый комок.

Широкая мостовая шла под откос. На стенах домов висели грязные флаги и отключённая иллюминация, доставшиеся в наследство от праздника.

Нива не было.

Над головой Аны пролетела чёрная тень скоростного состава, уходившего обратно во тьму.

Приближалась ночь, нужно было возвращаться.

Ана проводила взглядом поезд и заковыляла вниз по улице. Зажигались летаргические синие фонари. Свет плавно накатывал на неё из глубины улицы.

Вдалеке мелькнул чей-то силуэт.

– Нив!

Это он! Это именно он!

Ана побежала навстречу разгорающимся огням, свернула за угол.

И встала.

Её занесло на узкую, проникнутую духом запустения улочку. Она прислонилась спиной к стене и зашлась тяжёлым кашлем. Так хотелось стащить с лица липкую маску! Она надрывно хрипела, пытаясь вздохнуть.

Вокруг никого не было. Только горел свет.

Рука Аны потянулась к зажимам на затылке. Где-то поблизости хлопнула дверь. Пробасил мужской голос.

– Нив! – прошептала Ана. – Нив, ты должен мне всё объяснить!

Она пошла на голос, борясь с дыханием, и оказалась у трухлявой двери какого-то подъезда. На двери висел выцветший плакат – стремительный, с чёрным отливом вахат, летящий сквозь расходящееся по швам небо.

Без Нива ей часто снились сны.

Ночи были тусклые и душные. Дхаав чуть слышно шелестел, а иногда и вовсе замолкал, захлёбываясь уличной гарью.

Ана подолгу не могла уснуть.

Она представляла, что за окном не улица в призрачном свете газовых рожков, а мёртвая безветренная пустыня – пронзительно-чёрное звёздное небо и одинаковые дюны, перекатами бегущие до самого горизонта, где сходятся в сумрак небо и песок.

Ана думала, что пролежит так всю ночь – в темноте, воображая безмолвные просторы спящих земель, чувствуя ноющую боль в руке и тошноту от растворимого супа. Утром она уже и не помнила, как, в какой момент у неё все же получалось заснуть. Но она всегда помнила сны.

И снилось ей то, чего в жизни она не видела никогда.

Огромные низкие облака над дюнами. Звёздное небо над домами – как в музее пустоты. Дождь, во время которого горожане высыпают на улицы, пожирают глазами небо в густой накипи облаков и вытирают ладонями мокрые счастливые лица. Ручьи, бурлящие по тротуарам. Стекающие по расписанным стенам потоки, смывающие яркую, наложенную в несколько слоев краску. Просторные поля и холмы – одинаковые, точно один и тот же пейзаж отражается в воздухе, повторяясь до тех пор, пока хватает глаз, – где по каким-то неведомым причинам можно дышать без маски, и дыхание от холода обращается в пар.

Но потом эти образы сменялись другими – знакомыми и пугающими.

Страшные чёрные корабли, зависшие над улицами в облаках гари и огня. Абитинские башни, похожие на храмы забытой религии. Одинаковые дюны. Длинные коридоры, узкие и едва освещенные, напоминающие бесконечный, не имеющий выхода лабиринт.

И ещё Ане снился Нив.

Он был во всех её снах, он улетал от неё на гигантских кораблях, сжигающих небо, именно его она искала в запутанных лабиринтах. И даже когда он стоял рядом, и оставалось лишь его окликнуть, Ана с ужасом понимала, что не может вспомнить его имя.

Имени у него больше нет.

Яркий дневной дождь превращается в пасмурную ночь. Синяя долина, напоенная прохладой, сменяется душными коридорами.

Сон быстро переходит в другую фазу, когда образы, рождённые где-то на грани безумия и памяти, становятся пугающе похожими на реальность, и Ана безоговорочно верит всему, что происходило вокруг.

Он не один.

Ана видит его с другой женщиной, невысокой и худощавой, похожей на Илу. Он идёт вместе с ней по невзрачному коридору видая-лая, и свет медленно гаснет у них за спиной. Близится калавиат, час тишины – говорить запрещено. Но он упорно шепчет что-то на ухо своей спутнице, обнимает её за плечо, и та отзывчиво улыбается, прижимается к нему, не обращая внимания на темноту, которая на них наступает.

Ане обидно и больно, ей не хочется верить в его предательство. Нет, это не может быть он. Это кто-то другой.

Страшное наваждение, жестокий обман.

Но она не обозналась.

Он невозмутимо целует чужую женщину, похожую на Илу, игриво привлекает её к себе. Женщина громко смеётся, неестественно откидывая назад голову, как кукла. Они не замечают Ану. Для них её просто не существует.

Ана плачет во сне, отворачивается, закрывает лицо, но всё равно слышит их шёпот, смех и поцелуи. Она думает, что вся её жизнь теперь потеряла смысл, поблекла, словно мимолетный сон по утру, ведь она больше не нужна ему, он забыл о ней, как будто весь этот перевёрнутый мир, город на границе песков, с поездами и высокими башнями, жил лишь в его памяти и теперь бесследно сгинул, осыпавшись песком.

В тот момент, когда он поцеловал другую.

Ближе к пробуждению сон становится хаотичным и бессвязным. Яркие головокружительные образы сменяют один другой. Ускоряется течение времени, путаются мысли, смешиваются краски, звуки вырождаются в дрожащее эхо. Неуловимая сила, придающая снам очертание и смысл, беспомощно слабеет с приближением рассвета. Весь мир рассыпается, как пепел после пожара, и ветер уносит невесомый прах, оголяя пустоту. Воздух выгорает, вобрав в себя горечь чужого дыхания, и пахнет то ли песком, то ли пылью – как в маленькой плотно закрытой комнате, где едва работает дхаав.

И тут Ана вспоминает, как его зовут.

Она выкрикивает его имя сквозь слёзы – с ненавистью, точно проклятие. Нив вздрагивает и замирает, другая женщина исчезает, как призрак. Какое-то страшное холодное мгновение Нив неотрывно смотрит на Ану и тоже проваливается в бесцветную пустоту. В глазах его читаются страх и непонимание, словно всё, что происходило до этого, было лишь миражом, навеянным вечной близостью бесконечной пустыни, и только теперь – это он, настоящий, тот, кто всегда помнит, тот, кого она ждёт, и он наконец увидел её, но его затягивает в пустоту.