— Не буду примерять, — решила я. — Зачем вводить людей в заблуждение? Моих денег хватило бы только на одну цепочку из этого браслета.

Продавец опять переспросил, что я сказала.

Лара перевела. Он вынул браслет из витрины, подошел к мастеру и что-то ему сказал. Мастер ответил. Оба посмотрели на меня и на Лару.

— Мастер сказал, что он готов выделить для вас одну цепочку из браслета и приделать к ней тоненькую застежку.

— Зачем ради меня портить эксклюзивную вещь? И что будет с браслетом?

— Он завтра сделает для него недостающее звено и поставит на место. Мастер также сказал, что ему будет приятно сделать это для вас.

Я представила цепочку с крошечными геммами на своей руке. Такого браслета я не видела ни у кого-то из моих знакомых, ни в магазинах. Эта будет вещь, которая проведет со мной всю оставшуюся жизнь. Но стоит она одна столько же, сколько полный комплект обычного размера — пара серег из золота и крупное кольцо.

Мастер ловко вычленил нижнюю цепь из общей связки браслета.

Продавец принес мне ее на специальной подушечке. Лара опустила глаза, чтобы они не выдали ее возбуждения. Я приложила цепочку к руке и не смогла не кивнуть. Цепочку унесли, мастер ушел куда-то внутрь вслед за ней. Нам с Ларой подали кофе.

Мы обе молчали, думая о своем. Браслет с камейками в моем сознании будто уже прирос к моей руке. Когда мы вышли к машине, Лара сказала:

— Не думайте, что я раскрутила вас на дорогую покупку. Вы никогда не пожалеете о ней. С вами навсегда останется память о Помпеях.

— Надеюсь, что и вам от этого будет хоть небольшая польза, — прямо сказала я.

Лара помолчала, подумала.

— Я вынуждена работать, — наконец произнесла она. — Но я работаю всегда честно.

— Спасибо за поездку сюда и за браслет! — Мне показалось, что Лару немного растрогали мои слова.

Браслет и сейчас со мной. Я обожаю его носить и, когда надеваю, всегда вспоминаю Лару. Странным образом моя незапланированная покупка сблизила меня с ней, и я стала позволять себе задавать ей вопросы, предполагающие откровенность.

Однажды я ее спросила:

— Лара, а вы как-нибудь ощущаете, что туристы из нашей группы вас немного… — я замялась, чтобы помягче выразить то, что собиралась сказать, — не особенно ценят?

— И что с того? — Она спокойно посмотрела на меня своими огромными глазищами. Не знаю уж, как она выглядела в молодости, но даже сейчас, в мелкой сеточке возрастных морщин, ее светло-голубые глаза производили потрясающее впечатление. — Главное, чтобы меня ценило руководство «Италия-Элефант».

— Но ведь туристы могут пожаловаться…

— На что? Я строго придерживаюсь рамок программы. А уж что обо мне думает каждый… На всех не угодишь, но ведь и мне не все туристы нравятся.

— А как, по-вашему, изменились наши люди за двадцать лет, что вы не были на родине?

Лара задумалась — видно, я застала ее своим вопросом врасплох.

— Мне трудно судить. Я ведь работаю с представителями примерно одной социальной группы… Богатые русские все чаще путешествуют на собственных яхтах или машинах, я с ними не общаюсь. Совсем бедные люди в Италию тоже не ездят. Поэтому те, кому я показываю эту страну, примерно одинаково мыслят и чувствуют. — Она помолчала. — Иногда меня действительно раздражает, как они это делают. Иногда мне становится вас жалко.

Я была удивлена. Лара пояснила:

— Ну, я знаю, что некоторые наши люди, особенно учителя, или врачи, или мелкие служащие, чтобы поехать в Италию, копят деньги по нескольку лет. Им кажется, что это огромная сумма. Они приезжают сюда и требуют, чтобы за эти сравнительно небольшие деньги им оказывали услуги, будто саудовским шейхам. Они жалуются, что им не дают отдохнуть, что программа очень плотная и они ничего не успевают, что их заставляют ходить пешком и, наконец, что я не отвечаю на кое-какие их вопросы. Но они не понимают, что либо им надо путешествовать автостопом, как бедным студентам, либо заказывать гораздо более дорогие туры, либо смириться с тем, что есть, потому что мы и так стараемся для них, как можем. Я, во всяком случае, никогда не показываю туристам меньше, чем это запланировано программой.

— А наши туристы теперь отличаются от иностранных?

Лара улыбнулась:

— Конечно. Наши же фантазеры! Они все хотят по максимуму — и кабаки, и музеи! Французы, немцы гораздо скромнее и спокойнее. Наши же чего только не придумают!

— А от итальянцев мы отличаемся?

И Лара опять подумала:

— Конечно! Итальянцы редко витают в облаках. У нас, — так Лара сказала про Италию, — если человек живет в стесненных условиях и работает, чтобы сводить концы с концами, он думает о более реальных вещах. Он не чувствует себя неполноценным от того, что никогда не был в Париже, например. А у нас как считается: посмотрел Париж — можно и умирать!

— Вы считаете, это плохо?

Лара достала свой зеленоватый мундштук и элегантно затянулась хорошей сигаретой.

— Мы другие. Мы очень много разговариваем, мечтаем, читаем… Мы витаем в облаках. Мы более абстрактны. Итальянец мысленно попросит благословения у своего личного святого и пойдет работать для себя. Мы же хотим счастья для всех. Туристы любят спрашивать меня о проблемах государства и политических деятелях, но редко дают официантам на чай. И они так заняты собой и своей трудной жизнью, что не видят никого вокруг, прут как танки, не уступая прохода, и забывают поблагодарить тех, кто работает для того, чтобы доставить им удовольствие.

Я вспомнила, что часто видела, как, расплачиваясь в ресторане, американцы благодарят официантов, пожимают им руки, так же они поступают в гостиницах, музеях. А мои соотечественники прячут глаза, когда надо дать несколько монет бродячим музыкантам.

— Это все от нашей бедности, Лара.

— Бедняки должны сидеть дома, — убежденно сказала она. — Если ты приехал в чужую страну, значит, ты не бедняк и обязан уважать того, кто обслуживает тебя здесь!

— Насчет магазинов… — осторожно начала я. — Неужели вам никто до сих пор не рассказал, Лара, что большинство товаров у нас теперь можно купить дешевле, чем здесь, и хорошего качества?

Она с усмешкой посмотрела на меня.

— Даже если я день-деньской буду рассказывать туристам исторические байки, к концу дня все равно кто-нибудь спросит, где лучше купить обувь или кожаное пальто.

— Но ведь иностранцы тоже…

— Без сомнения! — подтвердила Лара. — Но у наших людей, — теперь она говорила про своих соотечественников, — одежда всегда стояла на первом месте. Это потому, что они привыкли встречать друг друга по одежке. Еще в мои времена продавщицы овощных магазинов ходили на работу в рваных чулках, но были увешаны золотом с ног до головы. Взгляните на улицы Рима! Самые яркие женщины приехали из России. Они, как куры пеструшки, красуются своим оперением для привлечения петухов. Русские помешаны на одежде. У нас в кармане десять рублей, но мы хотим быть элегантными. В этом я чувствую какое-то несоответствие, обман, словно мы хотим прикрыть золотом, дорогими мехами, яркими шмотками свою неполноценность! Нам и так есть чем гордиться, а мы представляемся не такими, какие мы есть. Здесь, в Италии, люди ощущают свою значимость гораздо больше, чем мы. Здесь каждый гордится своей маленькой работой и чувствует себя на своем месте. А вы в России ненавидите своих работодателей и постоянно стараетесь их обмануть. А они вас. — Лара вздохнула.