Ещё одна загадка связана с обстоятельствами гибели лейтенанта Джона Ирвинга. Его могила была найдена в 1879 году у Виктори Пойнт.[54] Рядом с ней обнаружили медаль за успехи в математике, принадлежащую Ирвингу. Могила находилась совсем близко от места высадки. С другой стороны, в записке упомянуто, что именно Ирвинг занимался поисками «столба Росса», стало быть, его здоровье не вызывало опасений. Отсюда напрашивается вывод, что либо он вернулся к Виктори Пойнт гораздо позже и умер, либо в могиле похоронен кто-то другой.

Во время третьей зимовки смертность была очень высокой, причем среди умерших особенно много офицеров. В течение 11 месяцев, прошедших между двумя записями, погибло 17 % экипажа, причем смертность среди офицеров составила 37,5 %. Что произошло за это время – остаётся одной из главных загадок экспедиции Франклина [180]. К 1848 году припасы ещё не должны были подойти к концу, и их должно было хватить ещё на одну зимовку. И, тем не менее, корабли были брошены. Похоже, что именно череда смертей заставила Крозье бросить корабли. Можно предположить, что причиной смертей стала цинга – обычная болезнь моряков XIX века.

Остается открытым вопрос – почему Крозье решил вести людей к реке Бака (рис. 2–2). Почему не к Фьюри Бич (рис. 2–4): ведь этот путь однажды спас Росса, и с большой вероятностью их стали бы искать именно там? К тому же Крозье был вместе с Парри, когда была брошена «Фьюри», а значит, точно знал об оставленных на берегу запасах[55]. Примечательно, что вариант реки Бака всерьёз не рассматривался никем из экспертов, планировавших поиски Франклина, как заведомо абсурдный. Идти 650 миль – сначала вдоль пустынного острова, а затем вверх по реке, состоящей из водопадов и порогов, протекающей по бесплодной тундре, отряду из 105 человек было равносильно самоубийству. И Крозье, безусловно, понимал это. Значит, некие веские причины заставили его выбрать именно этот путь. По мнению Вудмана [292], Крозье пошёл к устью реки Бака, поскольку читал в его (Бака) отчёте об изобилии разнообразной дичи в этих местах. Без свежей пищи четвёртая зимовка стала бы гибельной для многих участников экспедиции. Люди стали умирать один за другим, и Крозье был вынужден отправиться в поход – наперегонки со смертью.

Но Джеймс Росс и Бак не могли знать этого и планировали поиски, считая, что люди Франклина будут возвращаться либо на восток, к заливу Баффина, либо на запад к рекам Копермайн и Макензи – в зависимости от того, что окажется ближе. И, конечно, Росс отправил спасательную партию к Фьюри Бич весной 1849 года. Если бы Крозье выбрал этот путь, возможно, часть участников экспедиции была бы спасена.

25 мая 1859 года капитан Мак-Клинток обнаружил скелет в униформе стюарда близ мыса Гершель на южном берегу острова Кинг-Уильям, примерно в 135 милях от того места, где были покинуты «Эребус» и «Террор» (рис. 2–12). Он лежал лицом вниз на каменистом хребте; неподалеку от него валялись одёжная щетка, роговая расчёска, две монеты и смёрзшийся бумажник. Содержимое последнего оказалось весьма странным. Там было свидетельство моряка, выданное Гарри (Генри) Пеглару, старшине фор-марсовых «Террора», и записи, сделанные им, и ещё одним, неизвестным участником похода. Рукой Пеглара было записано стихотворение, датированное 21 апреля 1847 года, которое начиналось «The C the C the open C it grew so fresh the ever free» и представляло переделанное стихотворение Барри Корнуолла «The Sea»[56]. Неудивительно, что оно привлекло внимание Пеглара. Судно больше семи месяцев находилось в ледовом плену, и единственное, о чём моряки могли мечтать, – об открытой воде.

Рис 2–12. Карта острова Кинг-Уильям: здесь разворачивался последний акт трагедии экспедиции Франклина. Подробная карта с расположением находок здесь: http://www.cbc.ca/news2/interactives/franklin-searches-map

Записи, сделанные рукой неизвестного, оказались столь неразборчивы, что сначала решили, что они написаны по-немецки. Язык, однако, был английским. Но слова записаны задом наперёд и заканчивались прописными буквами. Большая часть текстов была посвящена предыдущей службе Пеглара и не имела отношения к плаванию «Эребуса» и «Террора». На одном листе – схематичный рисунок глаза и снизу подпись – «залив-веко» (lid bay). Текст, написанный на другом листе, представлял собой отрывок из поминальной службы и начинался словами «О Смерть, где твоё жало….». Многое неразборчиво, с грамматическими ошибками, знаков препинания не было вовсе. На обороте слова располагались по кругу, внутри него написано: «лагерь Террора чист» (Террор можно интерпретировать и как название корабля, и как слово «ужас») [174]. Словом, ничего нового о судьбе экспедиции узнать не удалось.

Принято считать, что скелет, найденный на мысе Гершель, принадлежал (если уместно это слово) собственно Гарри Пеглару, но, скорее всего, это не так. Возможно, это был Томас Эрмитейдж, стюард «Террора», видимо, друг Пеглара; по крайней мере, некий Том упоминается в этих странных перевернутых записях [174]. Сам же Пеглар занимал довольно высокую должность на судне, и невозможно представить, чтобы он надел униформу стюарда.

Следующее мрачное открытие на западном берегу острова Кинг-Уильям снова сделал лейтенант Хобсон. Описание находки приведено в отчёте Мак-Клинтока:

«Лодка длиной 28 футов, шириной 7 футов 3 дюйма, лёгкая и с небольшой осадкой, была с величайшей тщательностью оснащена, чтобы идти под парусом вверх по Большой Рыбной реке.

Вес лодки был 700–800 фунтов, но она лежала на необычно прочных и тяжёлых санях. Я подсчитал, что вес саней был не меньше 650 фунтов, а может быть, и существенно больше. Вес лодки с санями был около 1400 фунтов, её могли с трудом тащить семь здоровых сильных мужчин.

Но всё это я увидел потом; в лодке было то, от чего мы остолбенели в ужасе. Это были части двух человеческих скелетов. Один из них принадлежал небольшому молодому человеку, другой – крупному, крепко сложенному человеку средних лет. Первый лежал в носу лодки, в настолько повреждённом состоянии, что Хобсон усомнился в том, что несчастный умер именно здесь; крупные и сильные животные, скорее всего волки, сильно повредили кости. Другой скелет сохранился лучше (ни одного из черепов или их фрагментов не нашли, кроме нижних челюстей), он был в одежде и завернут в мех, лежал поперёк лодки, под кормовой банкой. Возле него нашли пять штук часов и два двуствольных ружья, один из стволов каждого был заряжен, и курок взведён, они были прислонены дулом вверх к борту лодки. Можно представить, с каким пристальным вниманием мы исследовали эти печальные находки, сколь тщательно был осмотрен каждый фрагмент одежды, в поисках карманов, записных книжек, журналов или хотя бы имён. Мы нашли пять-шесть небольших книг, это были священные писания и молитвенники, кроме “Векфильдского священника”[57].