Хотя ил и казался рыхлым – но уже через сотню-другую шагов человек начинал уставать, пытаться не раскидывать его, а переступать, высоко поднимая ноги, а потом и вовсе останавливался. Поэтому путники опять вытянулись в длинную цепочку, чтобы, пока идущий первым пробивает путь, остальные могли отдохнуть и набрать силы.

Посланник Богини оказался в середине колонны. Он шел, ступая след в след по узкой тропинке и крутил головой по сторонам, пытаясь привыкнуть к новому видению мира.

Золотистый свет Магини казался ослепительным на фоне аур остальных обитателей Серых гор, фигуры которых казались в большинстве голубоватыми, розовыми, и лишь у трех человек – зелеными. Нефтис светилась сочным изумрудным цветом.

Одновременно на ментальном уровне, видение которого совмещалось с обычным зрением, каждый путник имел алый огонь разума – который почему-то помещался не в голове, а в области живота. Впрочем, касаясь сознания то одного, то другого водолаза, Найл убеждался, что его приходится искать там, где находится мозг… А потому напрашивался парадоксальный вывод о том, что разум и сознание – вещи совершенно разные.

Ползающие в толще ила или скользящие в толще воды животные в большинстве имели чисто белую ауру, и розоватый огонек сознания. Иногда – совсем слабый. А некоторые придонные твари этим огоньком не обладали вовсе, представляя из себя странные породы растений с животным строением тел. Интересно, ученые предки тоже придерживались этого мнения, или все-таки приписывали их к каким-то животным видам?

Теперь Посланник Богини начинал радоваться тому, что надолго оказался в мире абсолютного мрака. Зрение развращает. Какой смысл воспринимать ментальную картину мира, если каждую его детальку можно разглядеть без особых хлопот? А здесь… Здесь зрение иногда пыталось обмануть, показывая странных светлячков, которые на деле оказывались не аурами, и не сознаниями, а просто флюоресцирующим рачком или рыбешкой. Либо крохотную малютку, которая на деле являлась светящейся точкой не губе огромной рыбины.

Еще Найл обратил внимание на то, что подданные Магини поворачивают головы в сторону приближающихся крупных рыб почти одновременно с ним, хотя никаких аур явно не различают. Похоже, привыкшие жить в сумерках покрытых ряской горных озер, они научились тонко воспринимать всей кожей колебания воды, и это умение заменяло им зрение в той же мера, в какой нормальному человеку его могло заменить восприятие ментального плана. Ориентируясь на расходящиеся от плывущего крупного тунца волны, один из воинов даже ухитрился одним точным ударом насадить рыбину на гарпун. И поскольку произошло это около полудня, принцесса Мерлью остановилась, позволяя путникам остановиться на привал.

– Назия, ты меня слышишь? – поднял Посланник Богини лицо к поверхности. – Сбрось нам еды и побольше пресной воды. Мы умираем от жажды.

– Сейчас, мой господин. Простите, но попасть точно к вам не получится. На море шторм.

– Какой шторм? Здесь все тихо.

– Шторм сильный. Очень. Пришлось привязывать гребцов к скамьям.

– Первый! – вызвал смертоносца с флагмана правитель, и сосредоточился, пытаясь сделать контакт предельно плотным. И тотчас ощутил, как по лицу ударили, словно сотни иголок, холодные брызги, шерсть на всех лапах промокла, и он едва не переломал все когти, пытаясь удержаться за приклеенную к помосту паутину.

Найл оборвал мысленную связь, поднял руку, пытаясь ощутить колебания воды. Нет, вокруг царил абсолютный штиль.

– Я бросаю, мой господин!

– Ловлю…

Посланник Богини замер, стараясь уловить движение в мире покоя – мире ментальном и настоящем. Вот, падает…

Мешок выглядел серым, как ил, и полупрозрачным, поскольку еще не успел оставить долгого следа. И опустился совсем недалеко – от силы сотня шагов. Нефтис!

– Да, мой господин?

– Ничего, сиди, – Найл сообразил, что женщина не способна воспринимать ментальный план и увидеть мешка не может. Так что, идти придется самому. Ирония судьбы: фактически слепая телохранительница при зрячем хозяине!

Немного отдохнув, отряд двинулся дальше.

Путь через илистые просторы казался мирным и спокойным. Иногда, конечно на пути встречались ямы или пологие углубления, через которые приходилось пробираться, погружаясь в ил едва ли не с головой, иногда они натыкались на россыпи из крупных, в несколько человеческих ростов, камней, через которые приходилось перелезать. Впрочем, под водой это особого труда не составляло.

Именно в одной из таких россыпей они и остановились на ночлег, спрятавшись в щели огромного расколовшегося камня. И ночным хищникам подобраться труднее, и обогащенная кислородом вода хуже расходится.

* * *

Найл проснулся от ударившей его волны ужаса, и увидел рядом с собой глаз. Несколько минут он мучительно пытался понять, сон это, или уже явь – как глаз сместился, и над головой промелькнуло огромное щупальце, ухватило одного из спящих людей.

Миг пробуждения для него слился с мигом смерти, и в стороны опять ударило волной предсмертного ужаса.

Существо отплыло, и Найл смог полюбоваться им во всей красе: веретенообразное тело, ярко-желтое внизу, багрово-красное сверху, переплетающиеся нити цветов на боках, кисточка светло-зеленых щупалец, желтая голова и огромный, почти двухметровый глаз нежно-голубого цвета.

«Каракатицы, отряд моллюсков класса головоногих, – услужливо подсказала натренированная Стигмастером память. – При опасности для маскировки выбрасывают из чернильной железы облачко жидкости (сепия). Объект активного промысла. Мясо съедобно, внутренняя раковина (кость) используется для шлифования металла, полировки дерева, в парфюмерии. Длина до пятидесяти сантиметров».

Ничего себе «пятьдесят сантиметров»! И о чем не говорилось ни в одной из энциклопедий – каракатица светилась. Вся. Она переливалась всеми цветами радуги, она завораживала этой красочной игрой, гипнотизировала ею, убаюкивала. А потому Найл пришел в себя, только когда над расселиной снова взметнулось щупальце.

– Нефтис! – послал он в спящих самый сильный мысленный импульс, какой только смог, выдернул меч и вскинул его над головой. Щупальце, скользнув по острому лезвию, легко разошлось в длинную рану, из которой поструилась опять же светящаяся кровь. Каракатица обиженно скрутила раненое щупальце в плотный жгут, сунулась внутрь другим – но проснувшиеся воины успели поднять гарпуны, и хищница напоролась на четыре десятка острых наконечников.

Это ей явно не понравилось – она сменила свой радужно-переливчатый цвет на темно-вишневый, выстрелила в расселину сильной струей воды и, вытянув щупальца во всю многометровую длину, поплыла прочь.

– Нефтис, ты цела? – мысленно воззвал Найл, и почти сразу ощутил на плече руку охранницы, а в сознании – волну благодарности за беспокойство. – Ничего себе, утренний гость… Что-то я уже выспался. Давайте лучше пойдем отсюда подальше…

Поскольку есть было нечего, то и собираться путникам получилось недолго: они просто поднялись, разобрали оружие и снова двинулись через укрывающее морское дно илистое одеяло.