Затем курадеро окуривает больного сигарой, потом набирает себе в рот зерна кукурузы, а потом через эту бутылку, горлышко которой шаман вставляет себе в рот, высасывает эту болезнь в кукурузу и сплевывает через бутылку в арбуз. И там из зерен кукурузы она переходит в чесночину. Бывает, одной ее не хватает, чтобы вместить в себя всю болезнь, особенно если заболевание очень тяжелое, тогда в арбуз добавляют вторую.

На следующем этапе на больного дуют через специальную трубу, которая закачивает в него здоровье. Внешне она напоминает трубу, в которую дуют австралийские аборигены на своих шаманских оргиях, и она метра полтора-два длиной.

И так делается неоднократно, пока не высосут всю болезнь в кукурузу и не подкачают в должной мере здоровьем. Во время лечения буквально на глазах больной преображается: сначала у него начинают трястись ноги, от него начинает идти какой-то противный запах, его корежит, а когда он затихнет, то уже потом поднимается полностью здоровым. Выздоровление это видно прямо тут же. Например, если у больного на коже присутствуют какие-то гематомы, воспаления, вызванные внутренними процессами в организме, то они исчезают прямо на глазах. Все происходит прямо-таки на уровне чуда. Если не получается изгнать болезнь за один раз, то такую процедуру повторяют еще несколько дней кряду.

Кстати, маску больной приобретает тоже сам. Там их можно купить на рынках, где торгуют индейцы – они плетут их в основном из шерсти лам, и они выглядят очень нарядно и цветасто, но иногда и устрашающе. Сам же больной по окончании лечения зарывает в землю арбуз вместе с чесночиной и зернами гороха.

В нашем случае болезнь вышеозначенным образом тоже была удалена Пабло еще в Кито, но больному требовалась длительная ремиссия, восстановление. Чтобы ускорить этот процесс, мы и повезли его в Папаяхту, где за дело взялись уже мы с Калабиным. При этом использовался стрессирующий фактор воды, известный еще древним славянам как «холодок, кипяток и молоко». Нечто похожее повествовалось в старой русской сказке про Иванушку-дурачка, который нырял в кипяток, холодную воду и молоко, пока не преобразился в умного и красивого парня, достойного стать царем. Здесь же у нас имелись бассейн с кипятком, бассейн с холодной водой и небольшой, размером с ванну, бассейн с молоком. Для этого мы купили большую канистру сливок ламы и залили в этот маленький бассейн. Таким образом получилось практически молоко.

И этого человека мы заставляли прыгать по все той же схеме, кипяток-холодок, снова кипяток-холодок. И если в начале восстановления человек не смог усидеть в ледяной воде и пяти секунд – действительно, очень холодная вода, по сути вода от растаявшего льда, – он орал, бледнел, цепенел, то к концу процедуры высиживал до четырех минут, хотя мог бы и дольше, но мы не давали. А в бассейн с кипятком он не мог вначале даже ногу засунуть, зато теперь свободно сидел распаренный и красный как рак.

И вот, когда определенный цикл кипятка-холодка был пройден, его посадили в молоко. И он сидел там, разморенный, мурлыкающий песенки, как довольный кот, хотя в это время от него поперла такая сногсшибательная вонь, что мне даже дурно стало. Но это того стоило – ведь в итоге парень преобразился до неузнаваемости – у него даже цвет кожи поменялся. Если до этого у него был вид вставшего из могилы трупа, то теперь он стал розовый, краснощекий, пухленький. Он выпрямился, походка изменилась, лицо засияло изнутри, чуть не во лбу звезда горела.

Именно такую задачу мы и ставили при восстановлении организма больного – оживить позвоночник и нервную систему. Человек был кривой, малоподвижный, умирал, – а в итоге стал живым, стал улыбаться. Он не улыбался последние десять лет. А потом вдруг разрыдался. Разрыдался от счастья. Одним словом, здоровым человеком стал.

– Да, это действительно рыдательный момент для бедного парня, рехнуться можно!

Евгений примолк, соображая, нет ли в моих словах двойного дна, какого-то подвоха? Затем сипловатым, сорванным басом бросил:

– Вот, смотри, Фома!

Он вставил в проигрыватель флэшку и направил пульт на плазму.

На экране я увидел джип, едущий по горной дороге, красивые горные пейзажи, озера в обрамлении невиданной растительности. Следующие кадры показали, как из машины вышли четыре человека в живописных нарядах местных жителей, в которых я узнал наших героев и еще одного мужчину – весьма сутулого, с потухшими глазами и нетвердой походкой.

– Вот тот, четвертый, – пояснил Евгений, – и есть наш больной, но уже после того, как его попользовал Пабло. Но тут он хоть трость отбросил и уже не хромает. Ты бы видел, каким он приехал в Кито в самом начале: еле ноги волочил!

Далее в получасовом фильме было показано все, о чем говорил Евгений, поэтому я не буду переповторять все снова. Больной действительно после всех процедур выглядел словно наливное яблочко. На последних кадрах в ролике бывший больной в немыслимой формы соломенной шляпе с обвисшими полями, сверкая пятками, несся куда-то под гору. За ним бежал с видеокамерой оператор и что-то истошно орал.

– Он что, спятил? От кого он убегает, вы его, часом, не ошпарили?

– Наверное, от инфаркта, – улыбнулся риши. – Ну что, убедился?

Евгений прошелся вдоль панели, раздувая щеки и выпятив грудь от осознания собственной значимости.

– А разве я сомневался? – отозвался я.

– Ладно, забей! – великодушно произнес собеседник и выключил видео.

– Только как-то быстро у вас все получилось…

– Нет, не так уж и быстро, это просто фильм получасовой, оператор лишние детали удалил, ну, как в обычном кино. А так мы с больным работали где-то около двух часов. Вообще этот человек приехал с другого конца света специально лечиться к Пабло эль Москито. И ему повезло, что там оказались мы с Калабиным. И когда на глазах у нашего оператора у больного исчезли внутренние гематомы, которые отражались на теле снаружи, тот бросил камеру, подскочил, возбужденный, к выздоровевшему человеку, забегал вокруг него, как старая ищейка, вынюхивающая следы старых болячек, и в экстазе кричал: «Милягро! Милягро!» – что по-испански означает «чудо». Мы даже с тех пор в шутку стали его звать дон Милягро.

Эту процедуру излечения, кроме нашего оператора, снимал еще один какой-то колумбийский репортер – он вместе с нашим оператором приехал на второй машине, – но отснятый материал этот парень увез с собой. А еще раньше он же снимал Володю на стеклах в сложных позах, и сколько снимал, столько и матерился – так он выражал свое восхищение чудесами, которые в асанах демонстрировал Калабин. Если перевести то, что он постоянно выкрикивал, то это, мягко говоря, будет звучать примерно так: «Етит твою мать! Етит твою мать!» – и так далее, по ходу всей съемки. То же самое он горланил и здесь на озерах, когда снимал сцены исцеления нашего больного. Вот когда этот репортер гонялся за исцеленным, он как раз это и кричал. Еще бы! То был горбатым, теперь выпрямился, то был похож на мертвеца, теперь стал кровь с молоком.

В общем, молоко – это был последний этап процедуры исцеления.