– Я отправлю кого-нибудь в разведку, – обещает Бекки. – Там, кстати, есть одна немка…

– Не-не-не. После трансплантации это все равно что предложить мне инцест.

– Ну ладно, вроде бы есть еще итальянка. Или новозеландка… я все разузнаю! – тараторит Бекки. – Тебе правда надо развеяться. Роман с иностранкой – отличный способ.

Сестра не догадывается, что девушек в моей жизни и так избыток. Я же теперь достопримечательность: старший в классе, второгодник. Меня то и дело дергают на переменах с просьбами помочь, поскольку в части предметов я шарю лучше остальных. Но дело не только в этом: девушки ведутся на уязвимость. Я же вижу, как они разглядывают мои шрамы. Что ведут себя подчеркнуто деликатно, словно я хрупкий груз с наклейкой «НЕ КАНТОВАТЬ».

Мне не нравится, когда вокруг меня ходят на цыпочках. И мне не нужно сочувствие.

Размахнувшись, я бью по кенгурушному снаряду. Мимо. Он приземляется на крыше курятника, и птицы, разбуженные шумом, испуганно хлопают крыльями.

– В твоей брошюре не возбраняется легкий флирт, – продолжает Бекки.

– Значит, планируешь выступить в роли сводницы?

– Между прочим, тебе надо поработать над характером, раз уж спортивная карьера прахом пошла.

Я размахиваюсь клюшкой и бью по следующему комку с такой силой, что он уносится в ночь с приятным свистом.

– Ничего так, – впечатляется Бекки.

Прислонившись к забору, она позволяет мне раскидать оставшиеся комки какашек самому.

Привет, Зак!

Как жизнь, старина? С прошедшим 18-летием! Ты уже вернулся в привычную колею?

Послушай моего совета, становись электриком. Будешь работать три дня в неделю – круче только яйца! На выходных еду на остров Бедж – ежегодная вылазка на стрельбища., оттянусь.

Тебя, между прочим, ждет 3-метровая доска для серфинга. Будешь в Перте – заскакивай. Это мой подарок тебе на день рожденья.

До связи!

Сэм

Я задумчиво стучу ручкой по одной из новых открыток с рекламой «Доброй Оливы». Хочется написать Сэму в ответ, что у меня тоже все прекрасно, но это будет неправильно.

– Твоя жизнь может измениться, – сказал мне Патрик в мой последний день в больнице. – Ты сорок семь дней не выходил из палаты…

– Из которых тридцать три не разлучался с мамой.

– Вот именно. Так о чем я говорил?..

– Что жизнь моя может измениться.

– Да. Может.

– Вам не кажется, что у меня волосы отрастают рыжими?

– Зак, я говорю не только про событийные перемены, – уточнил Патрик. – Я имею в виду эмоциональные тоже.

– Да, да, у меня уже куча эмоций, – парировал я и провел рукой по затылку. – Два круга лейкемии, немецкий костный мозг, а теперь я буду рыжим. Жизнь бьет ключом!

Потом приехала мама, я подхватил сумку и сбежал от разговора. Лифт спустил нас на первый этаж, и мы направились по зеленым стрелочкам к выходу.

Снаружи у меня закружилась голова. Мир оказался таким огромным! Ни стен, ни потолка, только бескрайняя свобода. На свободе стояли машины. Из свободы торчали дорожные столбы и парковочные автоматы. Светофоры! Дорожное движение! Синева океана и неба! Восемьдесят километров в час! Всю дорогу до дома мы ехали с опущенными стеклами, и я никак не мог надышаться.

Когда машина подъезжала к дому, к новой вывеске «Добрая Олива! Оливковая ферма и контактный зоопарк», я за полсотни метров учуял запах курятника, и мне показалось, что это лучший запах в мире. К счастью, мне хватило ума не сказать этого вслух: мое психическое состояние и без того волновало всех слишком сильно. Потом на меня набросился мой джек-рассел, явно с намереньем залобызать меня до полусмерти, но Эван его оттащил в сторону, чтобы я мог обняться с родными. Я чувствовал себя самой счастливой Хельгой из когда-либо живших. И когда-либо выживших.

Я снова пошел в школу, хотя поначалу засыпал на пятом и шестом уроках. Даже необходимость делать домашнее задание меня радовала, потому что рисовать демографические графики и анализировать планы развития экономики – это совершенно нормальные, здоровые занятия для ученика 12-го класса, которого ждут нормальные, здоровые контрольные и экзамены, и чья жизнь движется по понятной, предсказуемой прямой из точки А в точку В и далее в точку С.

Ровно поэтому я совсем не рад предстоящим весенним каникулам. Школа структурирует жизнь, без нее не получается понятной прямой. Время начинает идти то слишком быстро, то слишком медленно, а иногда внезапно начинает идти по кругу, как заевшая пластинка. Иногда стучит по плечу. Иногда захватывает тебя в плен и перебрасывает обратно в палату № 1, и ты видишь капельницу, и чуешь больничный запах, и помнишь тошноту, как вчера, и слышишь Мию за стенкой… Мия. Интересно, где она сейчас? Что с ней?

Вспоминаю отчаянный и сердитый стук. Трудные вопросы в лоб.

Успела ли она отрастить волосы к выпускному? Поехала туда в кресле или нет? Пережила ли операцию, вернулась ли к прежней жизни? Фоткается ли с подружками в торговом центре, показывает ли с гордостью шрам на ноге?.. Забыла ли обо мне, как стоило бы? Как мне бы стоило забыть о ней?

Остается только гадать: ее больше нет на Фейсбуке. Когда я вернулся домой, я улучил момент, пока накрывали праздничный стол, и вышел в интернет. Я хотел написать: мне приснилось, или ты пришла ко мне ночью? А если пришла, то специально, или ты часто ходишь во сне? Как прошла операция?

Но ее страница оказалась удалена. Я сперва даже решил, что она меня расфрендила, но поиск по имени-фамилии ничего не дал. Она просто взяла и стерла себя из интернета.

Так странно. Делишься с человеком секретами, разговариваешь о важном перед рассветом, но не знаешь о нем ничего: ни адреса, ни номера телефона. И он потом раз – и целиком исчезает из твоей жизни.

Я верчу в руках открытку. Если бы я знал адрес Мии, что бы я ей написал? Что-то в небрежном стиле Сэма, привет-пишу-просто-так? Или что-нибудь посодержательнее? О том, как обычное перестало быть обычным, и жизнь никогда, похоже, не будет прежней? Что я соблюдаю карантин и боюсь этих долгих двух недель каникул, когда остаешься наедине со своими мыслями.

В разгар размышлений ко мне заглядывает мама. После больницы она отвыкла стучаться.

– Ты как насчет вечеринки?

– Что, прямо сейчас?

– На следующей неделе. Соберем родню, твоих друзей… – она заходит в комнату. У нее в руке миска с мороженым, которое она принимается задумчиво мять ложкой. – Мэтью и Алекс наверняка смогут прийти. И Рика позовем…

– Так они разъехались, – напоминаю я. Сейчас кто где: в Перте и на востоке, одни учиться поехали, другие работать. – Ты вроде сегодня уже ела мороженое?

– Тогда позовем новых друзей из школы. Они же придут, если пригласить?