— Почему же?

Анна улыбнулась мужу, предчувствуя свою победу:

— Потому что, мне кажется, эта женщина обладает хорошим вкусом.

Он зарычал. Это был сильный удар. Она за это заплатит. Он поставил стакан на стол и двинулся к ней навстречу.

— А как насчет тебя?

Она быстро бросила журнал на столик, поднялась на ноги и стала отступать в направлении спальни.

— Я, — раздельно произнесла она, — не в настроении сейчас для игр.

— Жаль. А вот я в настроении.

Он быстро пересек ей дорогу и, схватив за плечо, развернул к себе лицом, дернул за пояс ее халата, и тот упал на пол. Как и ожидалось, под халатом ничего не было. Его чопорная и добропорядочная жена порой обнаруживала в себе чувственную нотку, которая изумляла его. Нет, нельзя было сказать, что она когда-либо набрасывалась на секс, как голодный на еду. Просто временами она усиленно делала вид, что умеет быть неплохой в этих делах.

Она толкнула его, но он схватил ее за руку и снова притянул к себе, положил одну руку ей на ягодицу, сжал ее и вплотную придвинул к ее животу свой бугрящийся пах.

— Оставь меня в покое! — вскрикнула она. — От тебя воняет потом!

— А тебе ведь это нравится, не так ли? — Он отпустил ее руку и запустил пальцы ей в волосы, затем накрыл ее губы своим открытым ртом, глубоко проникая языком. Другой рукой он двинулся вниз по ее позвоночнику, пока не закрыл пальцем ее задний проход. Она вся напряглась.

Он захохотал и стал оттеснять ее в сторону спальни до тех пор, пока не упал вместе с ней на кровать. Избавившись от своей одежды, он залез на нее, положил ее в позицию, надавил на нее и почувствовал, как она немного подвинулась под ним, чтобы ей было удобно. Он ерзал на ней в бешеном ритме; мыслями возвращаясь к той ночи на пруду, на заднем сиденье «шевроле». А в той женщине, которая была под ним, он видел гибкую и горячую малышку Ребекку. Он кончил слишком быстро и простонал одновременно в наслаждении и разочаровании. Ему было очень жаль, что этот акт не продолжился дольше. Его, разумеется, заботили вовсе не переживания Анны.

После того как Эдисон кончил и слез с нее, Анна Галлант еще несколько минут неподвижно лежала на прежнем месте, в прежней позе, невидящим взглядом уперевшись в потолок. Ее тело будто оцепенело, свешивавшиеся за край постели ноги затекли и ужасно ныли. В то же время у нее горела голова, в горле застыл комок, и слезы готовы были обильными потоками хлынуть из глаз.

Впрочем, она не позволила себе расплакаться. Осторожно двигаясь, как будто ее тело было из стекла и лишено чувства равновесия, она поднялась с кровати и прошла в ванную. Там она оперлась обеими руками о поверхность туалетного столика и стала смотреть на свое отражение в зеркале. Лицо было распухшим, и под глазами виднелись круги. Груди отзывались болью, а нижняя часть тела вся горела огнем. Где-то у горла дала о себе знать сильная дурнота, но она проглотила ее обратно.

Она привыкла уже. Она знала это и презирала себя за то, что позволяет так с собой обращаться. Так было всегда и так будет и впредь. Она, конечно, давно научилась средству самостоятельного снятия своих физиологических проблем, знала, как доставить себе если не удовольствие, то по крайней мере удовлетворение. И она знала, что сделает это через несколько минут, когда будет снова принимать ванну. Но это осознание вовсе не успокаивало ее.

Она была фригидной. И причина этого лежала на поверхности. Она достаточно прочитала литературы по этим вопросам, чтобы понять, что причина фригидности была в недостатке стимуляции со стороны партнера. Таким образом, она понимала, что вина не ее. Были времена, когда Эдисон пытался помочь ей в ее проблеме. Но беда была в том — и это ей было прекрасно известно, — что он всегда старался исключительно для своего удовольствия, а вовсе не для нее. Он все время что-то доказывал самому себе. Из-за его эгоизма и нетерпения он всегда заканчивал заниматься любовью намного раньше, чем к этому была готова она.

Она хорошо знала, что вовсе не является женщиной с какими-то недостатками. У нее даже были достоинства. И было обидно, что ни одно из них она не может употребить к своей пользе.

Она задавала себе тысячу раз вопрос: почему она осталась с Эдисоном? Правда заключалась в том, что она любила его долгое время, еще с тех пор, как они детьми были в одном танцклассе. Их дружба и влюбленность всецело поощрялись как ее, так и его родителями. А их свадьба была воспринята как нечто данное, предопределенное или даже спланированное взрослыми людьми. Поначалу его мастерство в постели казалось ей потрясающим, хотя она и догадывалась смутно о том, что должно быть что-то еще. Вскоре она поняла, чего именно не хватало, и решила, что муж просто об этом не знает или не догадывается, и стала осторожно пытаться изменить положение дел к лучшему. Ничего не вышло. Эдисон отвергал с порога любые предложения и советы в свой адрес. Он считал, что делает все правильно, так как его техника-де вполне удовлетворяла других женщин. И его самого, что было самым главным.

Только спустя годы она окончательно поняла, что дело в том, что ему было наплевать на все, кроме своих чувств. Он любил только себя. И ему было интересно знать только себя и только о себе.

Потом он решил включиться в политику, это его быстро затянуло, и оставить его в тот момент значило нанести мощный удар ниже пояса. Людям, которые не могут справиться даже со своими личными проблемами, никто не позволил бы заведовать делами большой политики. Таковы были негласные законы. Семейная жизнь, удачная или неудачная, была сильным козырем одних и слабым местом других. К тому же это было важным фактором в ее борьбе с мужем. Он понял свою зависимость от жены и порой уступал ей в чем-то. Он платил, насколько ей удавалось это устроить, за каждое нанесенное оскорбление, за каждый синяк. А когда не срабатывало и это оружие, она просто тратила его деньги на те вещи, которые доставляли ей радость и которые он все равно никогда бы ей не купил.

И все же бывали времена, как, например, сейчас, когда хотелось на все плюнуть и бросить его.

Но куда она пойдет? У нее был свободный диплом колледжа искусств, но никакого практического опыта. Хуже того, у нее не было никаких амбиций. Она никогда не мечтала о карьере, никогда не хотела ничего, кроме того, чтобы быть женой и матерью. Ей нравилась ее работа, связанная с благотворительностью, особенно если дело касалось детишек или сохранения памятников старины (в этом она очень походила на Риву Столет). Кроме того, она полагала, что у нее талант быть женой политического деятеля. Но ни одно из этих занятий не обещало дохода, который позволил бы ей самостоятельно продолжать вести тот образ жизни, к которому она привыкла с детства.

В этом все дело. Сама мысль, что ей, возможно, пришлось бы снизить уровень жизни, была ненавистна ей. Были некоторые вещи, которые сопровождали се на всем протяжении жизни и отказываться от которых она не собиралась ни при каких обстоятельствах: удобное и даже роскошное жилище, домашняя прислуга, прекрасное питание и компания лучших людей. Она просто не смогла бы прожить без всего этого. И если это делало ее снобисткой, пусть будет так. Единственная проблема была в том, что временами ей казалось, что это делает ее еще и дурой.