Видя ее растерянность, итальянка протянула ей руку.

– Зайдите, выпейте стакан воды.

Лана отшатнулась:

– Нет, спасибо, миссис Дженовезе. Мне нужно идти спасать маленького Колина.

– Он хороший мальчик, – мягко сказала миссис Дженовезе. – Мой Джованни говорит, что он очень умный. А ваша подруга… она была хорошей матерью.

«Была». Это слово пронзило сердце Ланы, словно острый нож.

– Спасибо, – сказала она и отвернулась, пряча хлынувшие из глаз слезы. – Спасибо, что были для них хорошей соседкой, миссис Дженовезе.

– Я старалась, но этого было недостаточно.

«Я старалась. Но этого было недостаточно». Слова женщины эхом отдавались в голове Ланы.

«Ах, Шивон! Я тоже старалась. Прости. Прости, что недостаточно старалась. А теперь уже слишком поздно».

Здание Ист-Сайдского сиротского дома было зловещим и устрашающим, как, впрочем, и все дома по соседству. Серый деревянный монстр возвышался пятью этажами, к двери вела высокая лестница в дюжину ступеней. Окна верхнего этажа были узкими и мрачными. В одном из них Лана углядела детское личико, прилипшее к стеклу. От увиденного у нее все сжалось внутри.

Она не забыла. Ведь она много лет провела в подобном месте. Она очень хорошо знала это чувство ежедневного страха и безысходности. Унылое, безрадостное существование изо дня в день. Мрачные люди, казалось, получали садистское удовольствие, вводя суровые правила и без устали напоминая детям, что им несказанно повезло оказаться здесь, а не на улице.

Она постучала. Стоило двери открыться, как из мрачной темноты на нее тут же обрушились знакомые с детства запахи: затхлая гниль, зловоние немытых тел, вонь пропитанных мочой соломенных тюфяков.

В проеме стояла дородная розовощекая женщина. На ней было безупречно чистое платье и передник, волосы убраны в аккуратный пучок.

– Чем могу помочь, мисс?

Лана дважды открыла рот, прежде чем смогла произнести хоть слово.

– Я ищу Колина О'Малли. Скажите, он здесь?

– Вы его родственница?

– Я подруга его матери. Можно мне его повидать?

– Боюсь, сегодня вы никого не сможете повидать, – понизив голос, ответила женщина. – Сегодня для нас очень важный день. К нам пришли попечители нашего сиротского дома – женское благотворительное общество, и с ними еще несколько важных особ. Сам мэр города здесь. Только представьте! И шеф полиции. И даже Фарли Фэрчайлд из «Нью-Йорк ньюс». Он будет освещать это событие в прессе. Лучше приходите завтра, – добавила она, закрывая дверь.

– Подождите, я только хотела справиться о Колине. С ним все хорошо?

Женщина смерила Лану презрительным взглядом и заговорила с ней как со слабоумной:

– Мы гордимся своей заботой об этих несчастных сиротах. У всех наших подопечных все хорошо, особенно в такой знаменательный день. А теперь извините меня…

И не успела Лана произнести и слова, как дверь захлопнулась прямо перед ее носом.

Спускаясь по ступенькам, Лана жадно вдыхала свежий воздух, и хоть летний бриз дул так сильно, что трепал ее платье, она никак не могла отделаться от характерного сиротского запаха. Казалось, этот запах навсегда въелся в ее внутренности и не выветрится никогда.

На последней ступеньке крыльца она замешкалась и обернулась на угрюмый фасад, надеясь увидеть маленького Колина, готового обнять ее. Но дверь была наглухо закрыта. Лана повернулась и зашагала прочь.

С каждым шагом сердце ее наполнялось горечью. Все ее планы и мечты о будущем обратились в прах. Теперь это были всего лишь пустые обещания.

– Я вернусь за тобой, Колин, – выдохнула она, успокаивая себя. – Только не сдавайся. Я обещала твоей маме, что не оставлю тебя, и сдержу слово.

– Что-то ты рано, – заметила кухарка, поднимая глаза от тарелки с ростбифом и картофельным пюре, как только Лана вошла в кухню.

– Я… я закончила свои личные дела и подумала: может, я вам нужна здесь?

– Да, помощь никогда не помешает, – прошамкала кухарка, не переставая жевать. – Можешь начать с вон тех кастрюль и сковородок. Я сегодня приготовила простой ужин для прислуги, потому как мистер и миссис Ван Эндел ужинать дома не будут.

Лана наполнила котел водой, поставила его на огонь и добавила уголь в печь. Вскоре вода закипела.

– Сделай мне прежде чашку чая, потом посуду помоешь, – велела кухарка с набитым картошкой ртом. И когда Лана поставила перед ней чашку, добавила: – И сама выпей чаю, девочка.

Лана не поверила своим ушам, и чуть котел не опрокинула от удивления.

Она поставила на стол вторую дымящуюся чашку. Кухарка вилкой указала ей на стул:

– Садись.

Лана села напротив толстухи и отхлебнула из чашки.

– Что с тобой случилось сегодня? – спросила кухарка, пронзая девушку взглядом.

– Ужасное известие о… – Она была не в силах произнести это вслух, не в силах посмотреть правде в глаза. – О моей подруге.

– У всех нас бывают проблемы – это и есть жизнь. – Кухарка затолкала остатки еды себе в рот вместе с добрым куском свежеиспеченного хлеба и отодвинула тарелку. – Забудь о чужих неприятностях, девочка, и справляйся лучше со своей собственной жизнью.

– Да, мэм, – ответила Лана и глотнула чаю, ошпарив язык. Затем она принялась убирать со стола. – Спасибо вам. Пойду помою те котлы и кастрюли.

С минуту кухарка сидя наблюдала за Ланой, затем встала и вышла из кухни, предоставив девушку ее занятиям.

Весь остаток дня Лана вертелась волчком. Она помогала кухарке с ужином для прислуги, затем долго убирала на кухне. Лишь около полуночи девушка без сил упала на кровать.

Когда мерное посапывание возвестило, что все вокруг спят глубоким сном, Лана наконец перестала гнать от себя дурные мысли.

Нет, это невозможно. Этого просто не может быть! Шивон мертва? Ее милая мечтательница Шивон? Нет! Все воспоминания Ланы о детстве были связаны с ней. Они всегда делились своими секретами, делили невзгоды. Даже одеяло у них было одно на двоих. Они укрывались им и спали вдвоем на холодном полу, когда малышка Шивон, разбуженная ночным кошмаром или чем-то расстроенная, прибегала к подруге. Когда, измученные голодом, они прокрадывались к заветному буфету матери-настоятельницы, то и добытый кусок хлеба делили пополам. Лана даже представить себе не могла, как она будет теперь жить. Одна, без Шивон.

А бедный Колин, что будет с ним без матери? В приюте он как в тюрьме. Ее собственные воспоминания о годах, проведенных в подобном заведении, были так ужасны, так живы и болезненны, что сама мысль о судьбе бедняжки Колина приводила ее в трепет.

Эти двое составляли смысл всей ее жизни. Без них Лана была как рыба, выброшенная на берег. Без них она не могла дышать. Без Шивон и Колина у нее не осталось ничего. Она теперь совсем одна, без семьи. Ей некуда идти. И незачем. Мир для нее опустел. Все эти годы два близких ей человека заставляли Лану двигаться вперед. А что теперь? Прежняя жизнь разрушена, Лана осталась совсем одна.