А роман с белокожей девушкой из Германии у него и в самом деле был. Звали ее Аня. То есть это она просила ее так называть, ей нравилось зваться на русский манер. Она изучала экономику, право и, непонятно зачем, русский язык, в связи с чем и приехала в их университет на стажировку. Сейчас-то он и думать о ней забыл, может быть, и не вспомнил бы никогда, если бы ни разговор с Неверским. А тогда здорово его зацепило…

Было это и в самом деле, в начале последнего курса.

Стоял конец августа, а палило как в середине лета и даже не верилось, что через несколько дней начнутся занятия. Студенты съезжались после каникул. Он отправился в общагу к приятелю, который только что вернулся из дому, из своей деревни и первым делом вызвонил Пашку. Тот, несмотря на жару, от которой плавился асфальт, от встречи не отказался — после лета самому не терпелось потрепаться, обменяться новостями, пойти куда-нибудь, пива выпить. Но никуда не пошли по причине все той же жары. Да и нужды идти куда-то не было — у Ваньки оказалась бутылка хорошего домашнего вина и здоровенная корзина домашних продуктов. Они пили, закусывали фруктами, о чем-то говорили. А потом Пашка пошел руки помыть, липкие были после персиков. Общага была старого образца — длинный коридор, по обе стороны комнаты, а в концах коридора располагались туалеты и умывалки. В одном конце коридора для мальчиков, в другом конце коридора — для девочек. Он пошел в ту, что была ближе, и, как оказалось, по ошибке попал не туда. Понял он это в тот самый момент, когда увидел склонившуюся над раковиной белокурую красавицу, которая обмывала свою грудь ледяной водой — теплой воды в общаге не водилось. Чудное это видение так потрясло его, что он, как истукан застыл на пороге, утратив способность не то, что двигаться, но даже дышать. В те времена еще не продавались на каждом углу глянцевые журналы с полуголыми дивами. И ни эротических, ни, тем более, порнофильмов нельзя было купить ни за какие деньги. Да и видиков не было, чтобы их смотреть. И жил он дома в нормальной семье со строгим отцом, домой позже десяти обычно не возвращался.

Самое удивительное, что девушка ничуть не смутилась, увидев на пороге лицо противоположного пола. Не завизжала, не закрылась, а спокойно закончила свое дело и, глядя на него холодными серыми глазами, также спокойно стала растираться махровым полотенцем.

— Немка, — объяснил Ванька, когда совершенно обалдевший приятель вернулся в комнату и рассказал об увиденном, сам сомневаясь, а было ли это в реальности? Не привиделось ли в жару после распитой на пару бутылки домашнего красного? — Их тут целую группу на нашем этаже расселили. На практику приехали.

Такой была их первая встреча. А через несколько дней они снова встретились, на этот раз на факультете. Преподаватель немецкого, которая неизвестно почему к нему благоволила, попросила помочь сделать аудиозапись — приехавшие в университет на стажировку немецкие студенты согласились начитать какие-то тексты. «А что больше некому? В технике у нас вроде бы все разбираются», — хмуро воспротивился он. «В технике, может быть, и разбираются, — кивнула Екатерина Рудольфовна. — Но только ты один у нас, помимо того, что в технике разбираешься, еще и по-немецки сносно говоришь. Мало ли какие объяснения гостям потребуются». Проклиная себя за мягкотелость, Пашка отправился в лингафонный кабинет, и на пороге нос к носу столкнулся с красавицей, которую видел в умывалке общаги. Похоже, она его тоже узнала, кивнула и улыбнулась как старому знакомому. Уже в процессе работы над записями они познакомились по-настоящему. Она попросила называть ее Аней. А потом знакомство переросло в короткий роман, который оборвался также внезапно, как и начался. Когда она уехала, он ни на одно из своих писем ответа не получил.

Субботнее утро Павел посвятил изучению своего гардероба. Открыв створки шкафа пошире, начал рассматривать его содержимое. Бог ты мой, сколько вещей, о существовании которых он давно позабыл. Но ничего не годилось. Выбросить все единым махом на мусорку…

Костюм, конечно, был. Давным-давно купленный, но поскольку его практически не носили, выглядел почти как новый. Сойдет. Павел начал перебирать рубашки — костюм, ведь, не оденешь на голое тело. Перебирай — не перебирай, старье оно и есть старье. Похоже, на этот раз придется раскошелиться. А что, если пойти и сделать покупку у Майи? От этой мысли сердце у него почему-то забилось чаще. Цены у нее, конечно, заоблачные, но одну рубашку он, вполне возможно, осилит. А главное — главное, прекрасный повод еще раз ее увидеть. Тем более, солнышко выглянуло, отчего не пройтись, не размяться? Он быстро оделся и пешком отправился в торговый центр. День и в самом деле порадовал, хотя и холодный, но сухой и солнечный.

К его разочарованию, в этот день Майи в магазине не было. Выходной, кратко информировала продавщица, глядя на него, как ему показалось, с насмешкой. Наверное, тоже готовится ко дню рождения Элеоноры. Он прошелся по залу, разглядывая рубашки, потрогал одну, вторую, но цифры ценников его быстро отрезвили. Переоценил он свои скромные возможности… лучше пойти на вещевой рынок или в универмаг, — благо, неподалеку находятся. До цен бутика «Майя» еще не дорос. Но ничего, ничего, наступит день, когда у него будет все самое лучшее, сказал он сам себе, и что удивительно, был совершенно в этом уверен.

Купив на рынке польскую рубашку в мелкую полоску, заторопился домой, надо было еще успеть стать под душ. И выйти пораньше, цветы купить.

У самого дома столкнулся с Варварой. В старой заношенной куртке и в потрескавшихся от старости кроссовках, она шла по двору, опустив голову и глядя себе под ноги, и, наверное, прошла бы мимо, не заметив его, если бы Павел не окликнул.

— Как там Василий? Выпустили уже?

Варвара оглядела его враждебным взглядом.

— Ага, под расписку, — процедила сквозь зубы. — Сидит.

— До сих пор? — поразился он. — А когда…

Она не ответив, проследовала дальше. Обиделась. Никакой жалости к Ваське он почему-то не испытывал. Сам виноват, напросился. Живешь среди людей, так будь человеком, считайся с другими. Но вот Варьку ему и в самом деле было жаль. Добрая, хорошая баба. Сопьется же окончательно, если Васька будет рядом. Оба сопьются.

Дверь открыла Элеонора. На ней было платье, вся ткань которого ушла на длинную юбку. Что касается верхней половины, то тут шелка едва хватило на то, чтобы слегка прикрыть грудь.

— С днем рождения, — Павел протянул колючий букет, на который потратил почти все содержимое своего кошелька. Ноябрь — такие цветы стоили дорого.

— Спасибо, — громко пропела Элеонора, принимая букет. — Как хорошо, что ты пришел.

— Почему не прийти, если приглашают? — спросил он, снимая плащ.

— Думала, испугаешься, — подняла Элеонора уголки губ кверху.

— И чего мне пугаться? — грубовато поинтересовался он.

— Совсем нечего? — удивилась она и положила розы на столик у зеркала. — Ах, ты…

В то же мгновение прямо под носом у него оказались роскошные плечи, которые, почти врезаясь в нежную кожу, перечеркивали две узких лямочки. Полные руки сомкнулись за его спиной. Павел попытался отстраниться, — мог войти Неверский или кто-то из гостей, или прислуга из кухни выглянуть, — но это было бесполезно. На его счастье затренькал звонок.