За все прошедшее время у нее так и не было никаких иных известий о муже, кроме пресловутого письма. Она перечитала его тысячу раз, зачитала до дыр, выучила наизусть и тем не менее вновь и вновь перечитывала в надежде почерпнуть оттуда хоть какие-то еще сведения. После нескольких месяцев, проведенных в тщетном ожидании возвращения мужа, графиня умолила своих братьев отправиться в Париж, чтобы разузнать там о его судьбе. Неужели несчастный все-таки приговорен к худшему и казнен? Братья вернулись с новостями столь же разнообразными, сколь и обнадеживающими. Нет, Жерве не был приговорен и казнен… Да, дело было прекращено за отсутствием состава преступления… А после этого он некоторое время вел достаточно веселую жизнь и в конце концов… исчез. А вот куда исчез? Здесь мнения людей расходились. Одни утверждали, что он поступил на службу к правителю Домба, маленького княжества в Бургундии, другие – что он ушел в плавание на одной из королевских каравелл, третьи – что отправился искать счастья на Антильских островах, перед этим совершив путешествие по Испании… Но никто не мог и вообразить, что граф де Ларош выращивает репу в затерянном уголке Бретани, вознося хвалы господу…

Так прошло восемь долгих лет. Соломенная вдова, проявляя завидные терпение и мужество, все-таки не теряла надежды на встречу с мужем. Однако у семьи д'Обиньи было совершенно иное мнение на этот счет. Они полагали, что Жерве давно закончил свое бренное существование. Впрочем, они об этом ни минуты не жалели. Разумеется, семья настаивала на том, чтобы Эме снова вышла замуж. Бедняжке пришлось выдержать настоящую осаду! Ее убеждали в том, что она еще очень молода, очень красива, у нее вполне достаточно собственных средств… Ее заставляли как можно скорее забыть этого негодяя с разрубленным пополам носом и найти хорошего человека, с которым можно начать наконец нормальную, достойную жизнь и обзавестись кучей ребятишек, радостный смех которых скрасит ее существование.

Но Эме держалась стойко. Ей был нужен только ее Жерве. Она не могла поверить в то, что он умер вот так, даже не подав ей знака о том, что оставляет этот мир. И очень скоро она получила доказательства своей правоты.

Видимо, господь решил, что в добровольном отшельничестве Жерве есть немалая доля эгоизма. Поэтому однажды в своей деревенской церкви Эме повстречала двух монахов-францисканцев, которые, казалось, очень устали после долгой дороги. Поскольку у молодой женщины вошло в обычай расспрашивать всех чужаков, появлявшихся в ее краях, о том, что они видели в пути, она расспросила и этих монахов. Не встречался ли им где-нибудь в их долгих путешествиях господин, который выглядит так-то и так-то. Он особенно приметен, поскольку перенес ужасное ранение, превратившее его единственный нос почти в два.

Обычно ответы были похожи один на другой. Чужестранец качал головой и с сокрушенным видом отвечал, что никогда не видел господина с двумя носами. Но на этот раз случилось по-другому! Братья-францисканцы явились из Бретани, где какое-то время прожили в монастыре, куда Жерве два или три раза за это время являлся причаститься. Знатный господин им не встречался, но вот смиренного отшельника они видели. Как ни странно, он был, судя по описанию, удивительно похож на мужа, так упорно разыскиваемого этой молодой и пленительной женщиной. Чего монахи не могли понять, так это зачем ему понадобилось удаляться в леса, чтобы служить там господу, если в Бурбонне у него есть все условия для счастья и служения Ему самым что ни на есть законным образом.

Вслух монахи этого не высказали. Просто сказали, что встречали вроде бы похожего человека, из осторожности не углубляясь в подробности. Правда, они пообещали, вернувшись в Бретань, убедиться в правильности своих предположений. Эме, в которой вновь разгорелась надежда, щедро нагрузила их провизией, справедливо полагая, что чем больше они будут есть, тем быстрее дойдут до цели.

Францисканцы постарались выполнить свое обещание. Однажды весьма озадаченный и расстроенный Жерве увидел, как они подходят к его пещере. Выйдя им навстречу, он выслушал подробный рассказ о том, что с ними приключилось.

– Брат мой, – сказал один из монахов, – вам следует вернуться к жене. Ведь это, несомненно, рука господня привела нас к ней. Нельзя противиться его воле!

Вернуться к Эме? Отшельник не мог и подумать об этом. Прошло много времени, и любовь его несколько поутихла. Жерве отлично себя чувствовал в своей лесной чащобе. Он вел ту жизнь, которая вполне его устраивала, спокойную и лишенную всяческих тревог. По сравнению с дорогим его сердцу одиночеством постоянное присутствие рядом женщины представлялось ему невыносимым.

– Брат мой, – попытался сопротивляться он, – но я же выбрал для себя это суровое существование только потому, что хочу искупить свои грехи…

– Возможно, но вы совершаете еще более тяжкий грех, чем все остальные, покинув ту, которую – перед богом и людьми – поклялись до конца своих дней любить и защищать. Вы же дали обет быть с ней в радости и в горе! Надо возвращаться, брат мой!

Совет был высказан столь категорически, что отказаться выполнить его было невозможно. Тяжело вздыхая, Жерве отправился в путь. Шел он очень медленно, настроение его было дурным, и добрался он отнюдь не до Бурбонне, а всего лишь до Пуатье. Там он остановился в монастыре и стал писать к Эме. Ему явно не хватало мужества идти дальше.

Письмо, о котором идет речь, сразило бы наповал любую здравомыслящую женщину. Любезный Жерве просил жену… удалиться в монастырь, чтобы позволить ему и дальше беспрепятственно вести милую его сердцу отшельническую жизнь. Он обильно цитировал основателя ордена бенедиктинцев, святого Бенуа, и его сестру, святую Схоластику, приводя их в пример супруге, а закончил свое послание, подписавшись так, как привык представляться: «Жерве, недостойный отшельник…».

Эме, конечно, была здравомыслящей женщиной, но она безумно любила мужа. Едва получив от него столь ласковую весточку, она помчалась в Пуатье, проникла в монастырь, где нашел убежище ее ненаглядный Жерве. Она тотчас узнала его, несмотря на отросшую за долгие годы бородищу, и без лишних слов бросилась ему на шею. Она даже не обратила внимания на то, что муж только что предложил ей сию же минуту постричься в монашки!

Ее нежный порыв, выразившийся в столь недвусмысленной форме, заставил «недостойного отшельника» возмутиться. Более того, он продемонстрировал чуть ли не оскорбленную гордость. Человеческая любовь? Фи! Все, чего он хочет, это – молиться богу, вернувшись в свою пустынь. Если Эме его и на самом деле любит, то… Но нет, Эме вовсе не желала уходить в монастырь. Все, чего хотела она, – это снова жить вместе со своим Жерве.

– Если ты вернешься к своему отшельничеству, я отправлюсь туда с тобой! – заявила она, и грозная решимость прозвучала в ее обычно таком нежном голосе.

Это совершенно не устраивало святого человека. Он вознегодовал еще больше, когда вслед за Эме к нему явилась ее семья. Потом – и его собственная. Все присоединили свои укоры и свои настойчивые мольбы к мольбам его жены. Мало того. Духовенство Пуатье во главе с епископом вмешалось в это дело. А вскоре и весь город ополчился на упрямого отшельника, никак не желавшего признать себя женатым человеком.