Положив телефонную трубку, отец Василий почувствовал себя гораздо увереннее. Рогов умный и опытный человек, он найдет выход из этого положения. В конце концов, когда тебя прижимают к стенке, для защиты хороши любые способы. Отец Василий на любые был не способен, да и звонок Рогову был не жалобой, а просьбой дать совет. Вот начальнику милиции отец Василий звонить бы не стал – это было бы чистейшей воды жалобой, а с пенсионером Роговым они все же были друзья.

* * *

Утренняя служба уже заканчивалась, когда в храме появился участковый. Приглядевшись внимательно к облику Белоусова, отец Василий с облегчением понял, что все изменилось, причем очень сильно. Значит, справедливость и здравый смысл все же восторжествовали. Лейтенант выглядел уже не таким самоуверенным и деловым, как, например, вчера. Был он озабочен, но озабочен как-то понуро. По крайней мере, по его виду можно было предположить, что настоятеля храма он арестовывать не собирается. Значит, вскрылось что-то такое, что добавило участковому забот. Наверняка в РУВД его познакомили с результатами экспертиз, и рабочие версии оказались гораздо серьезнее, чем домыслы молодого милиционера, решил священник.

Отец Василий сам подошел к Белоусову, стараясь вести себя сдержанно, без особой любезности. Так себя вести отец Василий намеревался не из чувства ложной гордости, а только для того, чтобы лейтенант понял, что нельзя обвинять людей вот так запросто, по своей прихоти и без подтверждения фактами.

– Вы ко мне, Павел Борисович? – спросил священник, хотя с языка готов был сорваться вопрос о том, не собирается ли участковый замаливать грехи.

– Да, – с хмурым видом кивнул Белоусов, – к вам. Мы можем где-нибудь поговорить наедине, без лишних ушей? Какой-нибудь кабинет у вас тут есть?

Это было хорошим знаком. Если Белоусов сам пришел, а не вызвал к себе, значит, что-то все же изменилось. Отец Василий проводил участкового в свой кабинет – небольшую комнату справа от входа, где хранилась вся документация и работала приходящая женщина-бухгалтер. Белоусов не стал тянуть резину и, как только они со священником вошли в комнату, сразу стал извиняться.

– Извините, отец Василий, меня за мою некоторую самонадеянность, – начал он, стараясь не глядеть собеседнику в глаза. – Признаю, что я был не прав в своих подозрениях относительно вас.

– Не надо, Павел Борисович, – прервал отец Василий молодого человека, не желая его мучить и видя, что тот и так перешагивает через собственное самолюбие. – Не надо извиняться. Ошиблись, и ничего страшного. Но вы пришли не только за этим?

– Пришел я… – участковый несколько замялся. – Одним словом, меня в Управлении убедили не только в вашей невиновности, но и в том, что я могу рассчитывать на вашу помощь. В какой-то мере. Оказывается, у вас высокие покровители в лице начальника Управления. С его подачи вам именные часы вручали в прошлом году.

– Что вы, какие покровители, – отмахнулся отец Василий. – Просто ваше руководство и кое-кто еще хорошо разбираются в людях, потому что имеют значительный жизненный и профессиональный опыт. Так что же все-таки случилось?

– То, что случилось, вам хорошо известно, – ответил Белоусов уже менее скованно и по-деловому. – Вы ведь с Матюшиным не так давно, оказывается, пытались уговорить сдаться вооруженных бандитов.

– И что же? – спросил отец Василий, и на душе у него стало очень нехорошо от предчувствия.

– Я потрясен вашим поступком, – очень искренне получилось у молодого лейтенанта. – Вот так открыто встать перед загнанными в угол зэками, под дулами автоматов, и уговаривать их сдаться. Вы в самом деле рассчитывали, что они вас послушают?

– Вот как раз об этом я вам вчера, Павел Борисович, и говорил, когда заявлял, что вы не знаете священников. Знал, что не послушают, знал, что стрелять будут, но попробовать сделать все, что от меня зависело, я должен был. Речь-то ведь шла о человеческих жизнях.

– Человеческих, – поморщился участковый. – Это не люди, а отбросы общества, к тому же еще и социально опасные.

– Это для вас они такие, а перед богом, которому я совершенно искренне служу, они такие же люди, только на них греха больше. Но и они достойны любви и прощения. Не с точки зрения закона, конечно. Вера предполагает любовь и всепрощение ко всем.

– Всепрощение? – удивился Белоусов. – Но вы ведь не простили в прошлом году тех, кто напал на Дарью Кузнецову, кто хотел ее изнасиловать и убить. Вы их задержали, причем с применением не молитвы и креста, а грубой физической силы.

– Павел Борисович, – с сожалением сказал отец Василий, – ну почему вы все время смешиваете разные вещи в одну кучу? Я ведь гражданин своей страны и по закону должен был, как минимум, сообщить о совершенном или готовящемся преступлении. А если уж в силах помешать, так тем более. Преступник должен быть наказан судом человеческим, но молиться об искуплении его грехов, о прощении его Господом, должен я – священник. И люблю я его так же, как и любого другого, и горестно мне, что преступил он законы человеческие. Но достаточно об этом. Вы ведь не на ликбез пришли. Почему вы вспомнили эту историю в тайге?

– Вот поэтому я и пришел к вам так срочно, – ответил Белоусов. – В Управлении в срочном порядке собрали всех сельских участковых и раздали ориентировки. Оказывается, в тот день в тайге перебили не всех уголовников. Выяснилось, что одному из них все же удалось скрыться. Признались кое-кто из тех, кого взяли у железной дороги. Кстати, большой вам привет от майора Фистенко.

– Спасибо. А что, предполагается, один из уголовников может появиться в отдаленных селах?

– Именно, – ответил участковый. – Но не это главное. Оперативники подняли всю его подноготную, все его связи и выяснили, что он, оказывается, пересекался с нашим Гусевым.

– С Гусевым? – машинально переспросил удивленный отец Василий. – И это посчитали важным, на этом кто-то построил определенный расчет? Да мало ли кто с кем пересекался в своей жизни? Что-то это попахивает некоторой безысходностью в розыске, как будто не за что больше уцепиться.

– Не спешите с выводами, отец Василий. Это была не мимолетная, ничего не значащая встреча. Гусев-то наш был судимым – правда, за злостное хулиганство, но два года не так давно отсидел. Так вот, они встречались в следственном изоляторе и на пересылке. Вместе были замешаны в одном неприятном скандальчике. Гусеву за это суд добавил еще полгода. Есть предположение, что наш фигурант знал, из каких мест Гусев. Может он попытаться выйти на своего знакомого, возможно, единственного в глухих местах, чтобы отсидеться у него?

– В таком варианте, пожалуй, может, – согласился священник. – Только Гусев мертв.

– Да, но беглец об этом может и не знать. Значит, будет искать его, расспрашивать.

– Понятно, – кивнул священник. – Ваши предстоящие действия мне ясны. Мне не ясно, какого рода помощь может понадобиться от меня? Если среди прихожан в церкви появится незнакомец, то я вам сразу же сообщу. Могу вас заверить, что на взгляд беглого преступника от мирного прихожанина я отличить смогу.