– Вы упоминали, что ваш брат тратил много денег? – спросил я.

– Да. Мы оба получили очень приличное наследство. – Генри Негус покачал головой. – Разве мог я когда-нибудь подумать, что мой ответственный старший брат Ричард станет проматывать свое состояние, швыряя деньги направо и налево, без единой мысли о будущем… но именно так он и поступал. Казалось, он принял решение превратить все, что оставил ему отец, в спиртное и залить его себе в глотку. Я начал бояться, что его ждут нищета и болезнь. Иногда я не спал ночами, все лежал и думал о том, какой ужасный конец ему предстоит. Но убийство – нет, никогда. Вот уж что никогда не приходило мне в голову, так это что его убьют, хотя, возможно, напрасно.

Пуаро взглянул на него, мгновенно насторожившись.

– Почему же напрасно, месье? Мало кто из людей полагает, что их родственников ждет насильственная смерть. И в большинстве случаев абсолютно оправданно.

Генри Негус немного задумался над ответом. Наконец он сказал:

– Было бы выдумкой с моей стороны утверждать, что Ричард знал о том, что его убьют, ибо кто может это знать? Но с того самого дня, как он переехал в мой дом, его отличала сумрачная манера поведения, словно он был обречен на смерть и его жизнь уже кончилась. Описать точнее я не могу.

– Однако вы упоминали, что он, гм, оживился в последние месяцы перед смертью?

– Да. Моя жена тоже это заметила. Она хотела, чтобы я поговорил с ним об этом по душам – женщины ведь всегда так поступают, верно? – но я знал, что Ричарда не обрадует такое вторжение в его жизнь.

– Он казался счастливым? – спросил Пуаро.

– Хотелось бы мне сказать да, месье Пуаро. Если бы я был уверен, что в последние месяцы перед смертью он испытал счастье, которого был лишен до этого годами, это было бы для меня большим утешением. Но нет, дело было не в счастье. Больше похоже на то, как будто он что-то задумал. Как будто после многих лет бесцельного существования у него вдруг снова появилась цель. По крайней мере, таково было мое впечатление, хотя я ничего не знаю о характере этой цели.

– И все же вы уверены, что эта перемена вам не померещилась?

– Да, уверен. Она проявлялась разнообразно. Ричард стал чаще спускаться по утрам к завтраку. В нем снова появились энергия и сила. Улучшилось его гигиеническое поведение. Но заметнее всего было то, что он перестал пить. Сказать вам не могу, до чего я радовался одному этому обстоятельству. Мы с женой молились, чтобы он преуспел в своем начинании, в чем бы оно ни заключалась, надеясь, что тогда проклятие Грейт-Холлинга спадет с него и его жизнь снова станет плодотворной.

– Проклятие, месье? Вы верите в то, что эта деревня проклята?

Лицо Генри Негуса залилось краской.

– Нет, конечно же нет. Подобных вещей не существует, не так ли? Это слова моей жены. Видите ли, не зная в точности, что там случилась, она навоображала себе невесть что, какое-то проклятие, которое разрушило помолвку Ричарда, заставило его бежать из деревни, и все на основании одного-единственного факта, который известен ей о Грейт-Холлинге.

– Какого факта? – спросил я.

– О! – Генри Негус, похоже, удивился. Потом сказал: – Нет, вряд ли вы об этом знаете. Да и зачем это вам? Ужасная трагедия местного приходского священника и его жены. Ричард написал нам о ней за несколько месяцев до того, как покинул деревню, – сказал Генри. – Они умерли через несколько часов один после другого.

– Вот как? И что же стало причиной их смерти? – спросил Пуаро.

– Не знаю. Ричард не упомянул об этом в своем письме, если, конечно, сам знал. Написал только, что это была страшная трагедия. Вообще-то я пытался расспросить его об этом позднее, но он только рыкнул на меня, и я, к сожалению, так ничего и не узнал. Думаю, он был слишком погружен в свои несчастья, чтобы обсуждать чужие.

– Или же, – говорил Пуаро, когда мы полчаса спустя торопливо шагали из «Плезантс» по направлению к нашему пансиону, – все эти несчастные события, произошедшие шестнадцать лет тому назад, как-то связаны: трагическая судьба викария и его жены, внезапный обрыв Ричардом Негусом помолвки с Идой Грэнсбери, столь же внезапная ненависть к обитателям Грейт-Холлинга и решение вернуться в Девон, где он превратился в бездельника, спивающегося в доме брата!

– Думаете, Ричард Негус пристрастился к бутылке из-за смерти викария? – сказал я. – Конечно, соблазнительно увязать все события в один узел, но не вернее ли предполагать, что одно и другое никак не связаны?

– Нет, я бы так не сказал. – Пуаро бросил на меня острый взгляд. – Глубже дышите свежим воздухом этого прекрасного зимнего дня, Кэтчпул. Возможно, это обеспечит усиленный приток кислорода к вашим маленьким серым клеточкам. Ну же, наберите воздуха в легкие, друг мой.

Потакая ему, я сделал, как он велел. Хотя я все равно дышал, так что это было глупо.

– Bon. Теперь подумайте вот о чем: дело ведь не только в трагической смерти молодого викария. Он скончался через несколько часов после смерти супруги. Вот что необыкновенно. Ричард Негус упоминает этот трагический случай в письме брату Генри. Несколько месяцев спустя он уже не помолвлен с Идой Грэнсбери и не собирается на ней жениться. Вместо этого он убегает в Девон, где начинает пить. Он выбрасывает Библию из своей комнаты и отказывается посещать церковь даже для того, чтобы доставить удовольствие хозяйке дома.

– Почему вы говорите об этом так, словно это как-то особенно важно? – спросил я.

– Ах! Кислороду нужно время, чтобы добраться до маленьких серых клеточек! Ничего: рано или поздно он прибудет как раз туда, куда требуется, – в эту подушечку для булавок, которой является ваш мозг. Церковь, Кэтчпул! В Грейт-Холлинге трагически погибают викарий и его жена. Вскоре после этого у Ричарда Негуса развивается внезапное отвращение к деревне и ее обитателям, а заодно к Библии и к церкви.

– А, теперь я понимаю, куда вы клоните.

– Bon. Alors, Ричард Негус убегает в Девон, где много лет целенаправленно разрушает свою жизнь на глазах у брата, который, боясь сделать ему неуместное замечание, наблюдает, как тот катится по наклонной плоскости…

– Думаете, Генри Негус виноват?

– Это не его вина, – махнул рукой Пуаро. – Он англичанин. А вы, англичане, будете сидеть и молчать, пока прямо у вас под носом не произойдут все мыслимые несчастья, которых легко можно было бы избежать, вмешайся вы вовремя; но нет, вы ведь больше всего боитесь совершить оплошность, а вдруг о вас не то подумают!

– По-моему, это не совсем справедливо, – я повысил голос, чтобы перекричать порыв ветра и голоса других людей на шумной лондонской улице.

Пуаро пропустил мой протест мимо ушей.

– Много лет Генри Негус молча переживает из-за брата. Он надеется на лучшее, без сомнения, даже молится об этом, и вот, когда надежда уже почти покинула его, мольбы были услышаны: Ричард Негус заметно приободряется. Похоже, он что-то задумал. Возможно, в его планы входило забронировать три комнаты в отеле «Блоксхэм» в Лондоне, для себя и для двух женщин, которых он знал в Грейт-Холлинге, поскольку нам известно, что именно так он и поступил. И вот вчера вечером его находят мертвым в отеле «Блоксхэм», во рту у него запонка с монограммой, а неподалеку от него лежат тела его бывшей невесты, Иды Грэнсбери, и Харриет Сиппель, еще одной знакомой по Грейт-Холлингу. Обе женщины убиты сходным образом.