Свет сочился из оконца в мансарде. Для зондирования костей Гензы Дебрену потребовалась энергия, поэтому в мансарду он прихватил плоский светильник на треножнике наподобие тех, что бывают в древних языческих храмах. Зачем нужно было это чудо, которое Йежин именовал не то груллем, не то гриллем, не знал никто: купила его еще прабабка Петунки. Возможно, слишком расстроенная недавними похоронами мужа, чтобы прогнать лоточника или хотя бы выслушать его объяснения. Однако в роли горна светильник себя оправдал, и Дебрен, закончив исследование, не погасил древнее устройство. Света оно давало немного, но совиным глазам большего и не требовалось.

Он поднялся и направился к мойне. Миновал дровяной сарай и пошел между потрескавшимися кольями, из которых один был срезан камнем в стопе над землей.

— Дурррень! — неожиданно заскрипел хриплый, насмешливый и как бы нечеловеческий голос. — Кррретин!

Голос был прав: потребовалось всего мгновение — и магун выстрелил. И потерял единственный болт. Правда, руководствуясь скрипом, он успел локализовать горлодера и направить оружие на яблоньку, из-за которой шел крик, но рядом возвышалась занесенная снегом поленница и росли кусты, а горлопан был маленький, юркий. Кроме того, его было плохо видно. И наконец, он не был грифоном.

Грифон поджидал сзади. С самого начала.

Бросившись щукой на живот и двигаясь по обледеневшей дорожке, Дебрен подумал, что страшно испоганил дело. Крыша трактира, как обычно в горах, была крутой. Мокрый снег — чародейского, если верить Петунке, происхождения — как-то держался, но у грифона, имевшего массу быка, должны были быть с этим проблемы. Он не упал лишь потому, что уцепился за трубу — а там спрятаться трудно. Достаточно было раз оглянуться…

Дебрен не оглянулся, обманутый отрицательным результатом сканирования. И это могло стать последней ошибкой в его жизни. Если б не некий лоточник, некая одуревшая от горя вдова и некий грулль или грилль.

Пискляк, в жилах которого текла кошачья кровь, двигался бесшумно. Как и летал. Дебрен среагировал исключительно на его тень. Правда, грифон не был на одной линии с освещенным окном, но совиным глазам магуна хватило краткого исчезновения отблеска в сосульках, обрамляющих крышу дровяного сарая.

И все-таки грифон чуть было не добился своего.

— Сверррху, старрррогоррродец! — торжествующе рявкнул горлопан из-за яблоньки. Дебрену он этим не помог. Магун позволил себе отвлечься, заехал слишком далеко и саданулся лбом о середину спасительного кола. Кол треснул.

Мгновением раньше Пискляк достал задней лапой его ягодицу. Полумгновением позже он был уже значительно выше, использовав полученную при скольжении энергию и взлетев вертикальной свечой. И все-таки задел за сломанный Дебреном столб. Грохнуло второй раз, заостренный конец кола с треском повалился в кусты, окружавшие яблоньку.

— Курррва! — проорал крикун еще раз и еще…

Мир вращался, вращался поднятый ветром снег. Арбалет каким-то чудом не выстрелил, но все равно пользы от него не было. У Дебрена в глазах было полно древесной трухи; треснувший кол оказался внутри сухим как трут и столь же убийственным для глаз.

Дебрен на ощупь отыскал следующий кол грифонозащиты. Кажется, более крепкий и наверняка более толстый. Кол стоял рядом с деревом, поэтому Йежин не потрудился вкопать рядом другой. Чудовище воспользовалось этим и сделало вторую попытку.

— Рррруки вверррх! — потребовал крикун, неожиданно оказавшийся рядом с домом. Дебрен подумал, что тот отрезает ему отступление, но сейчас было не до того. Он пытался использовать единственную возможность убить грифона. Единственную — потому что при ударе волшебная палочка, которую он сжимал в зубах, чудесным образом превратилась в груду снега. Правда, тоже волшебного, но бесполезного в борьбе.

Когда Пискляк вынырнул из мрака, сломав при этом с полсотни веток и исчезнув в туче сбитого с них снега, оказалось, что снег не только не полезен, но и вреден.

Дебрен дернул спусковой крючок, механизм почти раскрутился до конца и почти освободил тетиву. Почти.

— Старрогорооодец победирр! — в очередной раз прокричал тот, кто был сзади. И оказался прав. Только благодаря снежному облаку грифон потерял цель и не разорвал человека. Дебрен закончил бы жизнь так же, как несостоявшийся отец Петунки, но его спасли кол и стремление чудовища к совершенству. Орлиные глаза не подвели в снежном тумане, клюв угодил точно в центр туманно очерченной фигуры врага, и Пискляк с присущей быкам инерцией рубанул головой по колу.

— О куррр…

Крикун не докончил. Блеснуло. Раскрываемая с размаха дверь трактира столкнулась с маленьким ассистентом грифона, и уродца откинуло далеко за деревянную дорожку.

Особого значения это не имело. По правде говоря, не имело никакого. Значение имел только Пискляк. Столкновение с колом вызвало у него сильное сотрясение — типичный постколостолбовый шок. Поднимаясь на ноги, Дебрен даже надеялся, что двухсотлетней войне приходит конец. После того как кол толщиной в стопу расщепился пополам, наклонился на три румба и уподобился пьяной руне «У», ни одно випланское животное не удержалось бы на ногах. Особо крупные, возможно, сохранили бы сознание, но даже у них не было бы ни сил, ни желания продолжать борьбу.

У грифона были. Он не убил Дебрена только потому, что до того чародей получил по голове падающим колом и рухнул вне досягаемости Писклячьих лап.

Завязший в расщепленном дереве клюв испустил приглушенный рык. Грифон поднялся на непослушных лапах, упал на колени, снова поднялся. Он был ошарашен и взбешен. И совершил очередную ошибку, пытаясь достать крылом то, что не мог достать когтем, но тут в нем пробудился инстинкт прирожденного убийцы, и его движения стали более осмысленными. Грифон оставил в покое человека, уперся лапой в столб и принялся выдергивать из него клюв.

Дебрен, одуревший после двух ударов по голове лишь чуть меньше грифона, стоял на коленях в сажени от него и, не прекращая, дергал спуск арбалета. Он как загипнотизированный глядел на странные полукошачьи-полуптичьи пальцы, достаточно длинные и гибкие, чтобы ухватить самые большие предметы.

— Назад! Куда ты, дурная коза?!

Он не видел ее, но слышал, как она мчится длинными прыжками напрямик сквозь заросли малины. Как переворачивает один за другим стоящие там ульи и начинает кричать. В крике были и страх, и бешенство, но грифон услышал исключительно вызов. Мощным рывком он высвободил клюв и следующим рывком должен был достать Дебрена. Однако этой ошибки он не совершил.

Ленда тоже не совершила ошибки. Если не считать бегства от Збрхла и галопады через набитый чудовищами двор. С алебардой, которую, судя по тому, как она ее держала, явно перепутала с копьем.

Дебрен тут же забыл о борьбе с заснеженным механизмом спуска. Вскочил, прыгнул навстречу — может, девушке, может, грифону. Скорее — грифону. Если бы столкновение произошло так, как он себе представлял, он сделал бы с Лендой то, что мгновением раньше сделал с ним кол. Но, пожалуй, не больше; мысль использовать гангарин пришла слишком поздно. Однако Ленда не была типичным довеском к золотым волосам и синему платью с оборками. Она не перепутала тяжелой алебарды с легким копьем, а грифона с оленем. В тот момент, когда уродец начал поворачивать орлиную голову в ее сторону, она воспользовалась тем, что алебардой была занята только одна рука. И что Пискляк не успел ее рассмотреть.