— Ленда… прошу тебя.

— Непрерывно любить. — Она, кажется, усмехнулась. — А я-то знала, что, конечно, всю ночь, да только не… любить, а пилить. Тише, — шлепнула она его по лопатке. — Пилить в буквальном смысле. Но ничего из этого не получилось. У князя был напильник для лат, как у каждого хорошо экипированного современного рыцаря. Ведь бывает, что после боя, в котором его крепко побили или конь на него копытом наступил, он не может самостоятельно из покореженных лат вылезти. А любовь у моего князя была, так сказать, высшей пробы, то есть чистая, романтическая и жаждущая свадьбы. Молодые мы были, вот нам и казалось, что этого достаточно. Да, совсем забыла, один колдун мне сказал, что искренняя любовь — наилучшее лекарство против таких проблем, как моя. Не смейся. Я молодая была, дурная. Ну и хотела верить в такой пер…

— Ленда!

— Прости: в такие нерациональные…

— Я не о том. Я хотел сказать, что твой пояс белой магией пахнет. Поэтому я нисколько не удивлюсь, если дурь сельского колдуна окажется не такой уж дурной дурью.

— Чем пахнет мой пояс, я как раз и собиралась сказать. Но всему свое время. С распиливанием у нас, конечно, ничего не получилось. Во-первых, когда я скинула юбку… заметь: верхней части не трогала и подняла лишь так, чтобы в полупанцире остаться… ну, значит, когда я сверкнула князю в глаза белизной своих ляжек, то… Ты не хочешь, чтобы я пользовалась обозным языком, так я скромно скажу, что князь принялся бормотать о чудовищном грузе, которого он больше не вынесет, и что если бы я могла этот груз, значит, как-то с… его плеч… снять…

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — заверил Дебрен быстро и тихо.

— Вот и хорошо. Мы люди взрослые, а ты вдобавок серьезный мэтр магии. Той, черной, которая крепко обеими ногами на земле стоит, а поэтому лучше разбирается в земных делах. И в любви тоже. — Она вздохнула. — Короче говоря, я любила его так, что готова была средней тяжести грех совершить. Тот… ну, сам знаешь, что зря время терять…

— Княжна, ты серьезно не обязана…

— Не бойся. Я без подробностей. Ну, в общем, груз, даже такой, только рукой… снимают. — Они полбусинки молчали. — Ну и потом, когда уже князю полегчало, он вдруг вспомнил, что надо же посты обойти. И не меньше двух клепсидр обходил, хоть лагерь был маленький, и если камнем бросить, так можно в совройского партизана угодить. Я даже боялась, как бы кто-нибудь его… Но нет. Он вернулся и снова взялся за напильник. Только души в это уже не вкладывал. И быстро закончил, потому что ему неприятно было так двусмысленно шуметь среди ночи. «Лучше, — говорит, — отложим это и выспимся. Не думай, — говорит, — что я из тех, которые девку, обработав, из ложа гонят». Ну и пошли мы в ложе, а точнее, на подстилку из попоны. А она была серебряными шишечками украшена. Сверху другой попоной накрылись, но чувствую, как князь вертится, стонет. Однако молчу, думаю: это он меня хочет. А поскольку я девушка приличная, то лежу себе тихо и жду. А он уже почти на рассвете хныкать начинает. «Черт-те что, — говорит. — Ты не княжна и никогда княжной не будешь! С такой кожей?! Не мешают тебе эти чертовы шишки? Никакой деликатности в тебе нет! Я ради тебя мучаюсь, синяки зарабатываю, а ты даже пальцем не шевельнешь!» Тогда я его спрашиваю, мол, ты что ожидал, что я с тобой мимикой объясняться стану, ежели ты так боишься с девкой в палатке шуметь? Потому что, говорю, и меня это показное серебро достало. Тем более что шишки-то только сверху посеребренные, а снизу-то железо вылезает, а я к железу чувствительна и не иначе за эту ночь прыщами заплачу. А он на это, дескать, что я, девка грубая, могу о страданиях знать, если мне задницу железяками прикрыли. Может, как раз на такой случай.

— Ну и хам.

— Нет, Дебрен. Когда он не вертелся на попоне, то бегал по нужде. Я ж говорила: дизентерия. А поскольку воевать нам пришлось на трудной территории, то и мозоли на ступнях, и комариные укусы… Впрочем, потом мы быстро примирились. На следующую ночь уже было лучше. Он даже немного попилил. Только теперь уж я начала через каждые полклепсидры в кусты бегать. А поскольку мы снова в поход тронулись, то кусты не всегда вовремя попадались. И закончились мечты о связи господина с простолюдинкой. Потому что господин, который хоть и ехал рядом, и плащ имел с небольшую палатку, и щитоносцы рядом, голову отворачивал и делал вид, будто не видит, как со мной беда случается.

— Не заслонил тебя, как ты его… — проворчал Дебрен.

— Не-е. Да я и не особенно-то обижалась, ведь он же, в конце концов, князь, да и я не калека, могу щит удержать даже в таких условиях. Но простить того, что он вечером в палатке дал мне по морде и устроил скандал, выговаривая, что я, мол, так его прилюдно осрамила, я не могла. Понимаешь, я хоть по природе человек мягкий, но временами бываю очень несдержанной. — Дебрен многозначительно кашлянул, однако сказать ничего не решился. — В общем, дошло у нас до обмена резкими словами. Но потом произошла следующая битва, и в нас обоих синдром дракленской кобылы снова заговорил. Мы помирились. Он ко мне оруженосца со свежими цветами прислал. Как же я могла его не простить. Тем более что… — Она осеклась. Дебрен, хоть держал голову так, чтобы не видеть ни капельки ее тела, почувствовал ее смущение.

— Смелее, княжна. Нет ничего плохого в том, что девица малость глупеет, когда у нее перед лицом ароматный букет торчит. Догадываюсь, что цветы были дивной красоты. Розы, а?

— Люпины, — буркнула она.

— А… люпины. — Он был слегка разочарован, но и слегка удовлетворен. — Ну что ж, тоже неплохо. У простоты своя прелесть. Впрочем, вы были на войне.

— За розы, — горько усмехнулась она, — хозяин в лице оруженосца получил бы по роже. Потому что как солдат, а не как любовница, я тоже на князя зла была. От хоругви всего одна треть осталась. Однако люпином он снова мое сердце завоевал. И знаешь почему? Знаешь, Дебрен?

— Откуда мне знать?.. — Он не договорил. Мысли ее он не читал. Никогда. Но слушать умел, а голос Ленды с каждым днем все больше становился для него мелодией, наполненной богатым, тонким содержанием. — Ох… княжна.

— Значит, знаешь. — Ей удалось сказать это обыденным тоном, даже шутливо. — Ну что ж. Однажды мне один ворожей в утешение сказал, что в будущем сильно разовьется деревообрабатывающая промышленность и бумага так подешевеет, что люди станут ее использовать вместо сена, листьев и, скажем, люпина. Но не настолько уж я глупа, чтобы в такие сказки верить. А тогда мне ничего получше, чем этот люпин, в голову не пришло.

— Князь… сообразил? И поэтому вы порвали?

— Частично да. Потому что он действительно сообразил. В тот вечер я впервые решилась, наверное, из-за того, что злость еще не совсем прошла… Ну, осторожно говоря, я попросила, чтобы и мне что-нибудь от наших совместных ночей перепало. То есть, — поспешно добавила она, — ну, понимаешь, польза какая-нибудь.

— Понимаю.

— Я исхудала во время похода, из-за дизентерии обезвожена была… А у него были нежные руки. Вот я и подумала…

— Понимаю, Ленда. И… не стыдись. Стыдиться нечего. В Маримале, например…