По лицу молодого человека скользнула мимолетная, почти незаметная тень, но он сумел справиться с чувствами.

— Любил. Но уже забыл. А ты любила своего мужа?

Тулси вспомнила, как они были близки в последний раз — в день его убийства. Она навсегда запомнила глаза Рамчанда и его слова. И твердо, почти сурово произнесла:

— Я должна была исполнить свой долг, долг жены, женщины. Но не успела. Мой муж очень хотел, чтобы я родила ребенка. Наследника, сына.

Анри помрачнел. Он не подумал о естественных последствиях их отношений.

— А вот я не хочу иметь детей. Как я объясню своему сыну то, что не могу объяснить никому, разве что… только тебе. Что передам в наследство? — И тут же сказал: — Если ты забеременеешь, Тулси, сразу скажи. Ни в коем случае не неси этот груз одна.

«Разве это груз?» — хотела возразить молодая женщина, но вместо этого вновь кинулась в его объятия, взлетела на волшебную вершину, где каждая секунда короткой, святой и грешной жизни наполнена бесконечным наслаждением.

1753 год, Баласор, Индия

Их жизнь сложилась счастливо, счастливее, чем можно было ожидать. Анри искренне полюбил Индию, ее непредсказуемость, многоликость, многоцветность. В густой головокружительной синеве неба колыхались веерообразные листья пальм, ползучие растения отвоевывали себе место везде, куда только можно забраться, зелень разрасталась буйно, неудержимо, а цветы поражали величиной и красками. То была страна вечного тепла и нескончаемого лета, неисчерпаемая, неистощимая, щедрая.

Анри прекрасно справлялся со своими обязанностями, он был мудрым и добрым учителем, и вскоре сипаи понимали не только его речь, но и команды Майкла Гордона. С последним Анри по-настоящему сдружился; они часто беседовали, иногда вместе пили вино.

Майкл был потомственным военным, сыном полковника, и с пятнадцати лет служил в полку отца. К несчастью, отец был убит во время войны за австрийское наследство[11]и не оставил сыну никакого состояния. К тому времени Майкл имел чин капитана, а колониальные армии нуждались в офицерах, потому он поехал искать счастья в Индии.

Однажды Майкл сказал Анри:

— Если б вы знали, как я устал от войны! Да, я военный человек, но, тем не менее, ненавижу бессмысленное кровопролитие. Все это происки авантюристов, желающих создать колониальную империю и заработать деньги! Сколько гибнет людей, сколько растрачивается средств! Вы знаете, что сейчас творится в Париже?

Анри не знал, он мог только догадываться. Людовика XV не интересовала Индия, его приближенные считали, что колонии должны только давать и ни в коем случае не потреблять деньги. Версаль, которым фактически правили фаворитки короля во главе с мадам Помпадур, жил сегодняшним днем и нисколько не заботился о народе — даже в Париже, что говорить о колониях!

Майкл Гордон уважительно относился к Тулси, хотя и стеснялся спрашивать, кем именно она приходится Анри. Невеста, любовница, жена? Постепенно в лагере привыкли к безмолвной индийской красавице, хотя жены старших офицеров не жаловали Тулси. Она казалась слишком независимой, оскорбительно гордой, видела и замечала только своего француза!

В конце концов Анри решил обучить возлюбленную французскому, а если получится, то и английскому языку. К его изумлению, Тулси оказалась очень способной ученицей.

С тех пор как Тулси и Анри стали жить вместе, они были счастливы так, как могут быть счастливы только грешники, чудом очутившиеся в раю. Однажды молодая женщина решила станцевать для возлюбленного, и он был поражен игрой ее лица, на котором беспрестанно отражались разные чувства: тревога, горе, радость, счастье. Анри заворожили плавные движения, искусные вращения тела, текучие изгибы рук Тулси — непередаваемый, первозданный рисунок танца. Сложные движения в сочетании с бесконечной переменой выражений лица и глаз составляли основу тонкого поэтического языка, обладающего не меньшей силой, чем тайная мелодия речи.

С ними были их страсть, влечение души и плоти, сила молодости и любви. Они отдавались друг другу так часто, как только могли: в жаркой темноте ночи, при свете занимающейся зари.

Однажды Анри спросил:

— Ты ни о чем не жалеешь?

Молодая женщина ответила:

— Мне жаль Кайлаш. Она осталась совсем одна. Индианка не может жить без мужчины. Прежде о ней заботился Рамчанд, а теперь?

— Быть может, вы еще встретитесь? — сказал Анри.

Тулси печально покачала головой.

Однажды она шла по центральной улице палаточного городка и услышала за спиной разговор офицерских жен. Эти дамы изнывали от скуки: мужья целый день занимались военными делами, и на их долю не выпадало никаких развлечений. Они мирились со своим положением лишь потому, что надеялись на богатую добычу в виде золота, драгоценностей и земель, которую рано или поздно принесет их супругам пребывание в варварской стране.

Им было интересно посудачить о странном союзе француза и индианки, возбуждавшем их ревность, потому что они находили Анри весьма привлекательным мужчиной.

В те годы войска еще не имели специальной колониальной формы, в любую погоду солдаты и офицеры ходили в наглухо застегнутых мундирах и напудренных париках. Анри де Лаваль не считался военным; он давно отказался от парика и плотной одежды и в своей светлой рубашке с расстегнутым воротом, со слегка растрепанными на ветру, выгоревшими на солнце светло-русыми волосами и загорелым лицом казался дамам очень мужественным и красивым.

Четыре дамы, несмотря на жару и плохую дорогу, были одеты в платья с кринолинами из тростниковых обручей, атласные туфельки на каблуках и шелковые перчатки. Держа над головой крохотные кружевные зонтики, они откровенно сплетничали.

— Как индианки умудряются наматывать на себя такие одеяния, ходить в них, да еще заниматься какой-то работой!

— Кто знает! Зато посмотрите, какие волосы даровал Господь этим дикаркам! Еще говорят, что даже самая нищая из них всегда носит на себе кучу золота.

— Не такие уж они скромницы, эти туземки. К примеру, эта. Живет с французом едва ли не на виду у всего лагеря!

— Кстати, де Лаваль красавец!

— Что вы хотите — француз!

— Тем обиднее, что он предпочел дикарку. Интересно, как он с ней общается?

— Болтают, что он знает их язык.

— Вы думаете, они много разговаривают?! Помилуй бог, все мужчины одинаковы — и их интересует только одно. Этот француз ее бросит, как только она ему надоест.

— Я слышала, он называет ее своей невестой.

— Может, и называет ради приличия. Но жениться?! О нет! Да и как они поженятся? Он христианин, а она самая настоящая язычница!