Роман Эллисона развертывается в длинной серии сцен, где протагонисту отказывается в допуске в различные социальные среды и ситуации. По сути, это и есть лейтмотив всего повествования. Однако главным в таком отказе является то, что в нем никогда не встретишь открытого расизма. Например, тот случай, когда протагонист получает задание провести по кампусу афроамериканского колледжа м-ра Нортона – главного спонсора колледжа (он белый) – и двое мужчин в итоге заканчивают в борделе, основной клиентурой которого являются психологически травмированные ветераны Первой мировой войны. Ирония состоит в том, что именно «темнокожий» бармен опознает в протагонисте «школьника-мальчишку»[44] и отказывается продать ему выпивку для его спутника. Вслед за событиями, принимающими дурной оборот, м-р Нортон поручает (черному) президенту колледжа «позаботиться» о протагонисте. И самым тонким способом это сделать будет отправить молодого человека в Нью-Йорк в поисках работы с рекомендательными письмами, где потенциального работодателя предупреждают против приема на работу данного кандидата. Вместо того чтобы столкнуться лицом к лицу с явными и агрессивными актами исключения, протагонист тогда должен прожить целую серию неудачных встреч и бесед, чтобы понять, до какой степени он «невидим». Но невидимость и вытекающее из нее отсутствие социального признания – это не просто вопрос расовой дискриминации. В середине ХХ века это общая судьба тех, кто обитает в узко ограниченных социальных мирах. В большой степени роман Луиса Мартина-Сантоса «Время тишины» рассматривает социальные отношения именно в таком ракурсе. В рефлексивной прозрачности и ясности, которой он достигает после ночи долгого пьянства, Педро – застенчивый молодой врач, главный персонаж романа, – вдруг понимает, что он будет навсегда исключен из зон социального тепла, по которым тоскует: «Желание: не быть одному, быть посреди человеческого тепла, чтобы прикасаться к коже, бархатной на ощупь, желание родной души ‹…› Боязнь: я никогда не узнаю, что значит жить на полную катушку, всегда буду жить с краю»[45]. Затем, когда распространяется молва, будто он был причастен к попытке аборта, закончившейся смертью (и вопреки смягчающим обстоятельствам, которые оправдывают его с юридической точки зрения), начальник Педро по системе здравоохранения на вполне формальных основаниях лишает его любой надежды на академическую карьеру и таким образом закрывает движение вверх по социальной лестнице. Молодой врач никогда не достигнет высот, к которым так долго стремился:

Однако дискриминация и «невидимизация» идут не только по иерархической линии, как в этой сцене. Они обоюдны – и даже универсальны – среди тесных перегородок испанского общества во времена военной диктатуры середины XX века. Одной из причин здесь стал тот факт, что ситуация социального исключения несет в себе добавочное удовольствие для тех, кто стоит у власти, неважно, сколь низкое положение в неофициальной иерархии они занимают. С точки зрения именно универсальной дискриминации – и с иронией – Мартин-Сантос описывает Муйкаса, отца несчастной беременной девушки (и также ее ребенка), который живет в трущобах и выкармливает крыс для лабораторных экспериментов главного героя, как человека, который пытается установить дистанцию в отношении тех, кому его ситуация в жизни может показаться привлекательной:

Даже такой обитатель трущоб, как Муйкас, «отказывает во входе» другим, защищая свой социальный статус от тех, кто попытается «возвыситься» и присоединиться к нему, приговаривая их к той же неподвижности, какую протагонист романа – молодой врач Педро – видит в положении городских проституток: «…и таков был низколобый реализм их жизни, что ни одна из них не смогла бы обрести никакого собственного стиля и формы. Никто не смог бы оставить этот мир позади»[48].

Но даже мир проституции может отказывать другим во входе. В фильме «К востоку от рая» молодой человек из уважаемой семьи (которого играет Джеймс Дин) узнает, что его мать – умершая, согласно версии его благочестивого отца, в молодом возрасте, – живет в соседнем городе и содержит там бордель. Мать, однако, испытывая нечто вроде гордости, наоборот, решает держать молодого человека на расстоянии. Совершенно ясно, что черту между ними проводит не желание социальной дискриминации. Скорее «К востоку от рая» выносит на экран экзистенциальный парадокс, согласно которому ничто не может быть более недостижимым, чем то, что к нам ближе всего, даже если это полуосознанная часть нашей идентичности. Этот опыт, проникающий во все сферы, представляет на деле тот главный и неизменный вопрос, который заботит философию ХХ века. В этом своем качестве он господствует и определяет собой текстуальную структуру хайдеггеровской работы «Положение об основании» («Der Satz vom Grund»). В ней автор одержим интерпретацией нескольких цитат и мотивов из истории философии, которые, как кажется, исполняют обещание доступа к «почве» как вещественной субстанции Бытия. И вместе с тем Хайдеггер понимает, что окончательного прорыва к актуальному событию истины так и не происходит. «Наше отношение к понятному и наиболее близкому с давних пор является притупленным и смутным. Ведь путь к близкому для нас, людей, в любые времена самый длинный и потому самый трудный»[49].