- Двадцать шесть.

Опустив взгляд на руки, я попыталась скрыть улыбку. Меня потешила та мысль, что все же этот мужчина оказался не настолько непробиваемым, как о нем говорят. Хотя, возможно, в этой ситуации он видит и свою выгоду. Ведь я знаю, что он все равно не поведает того, чего не стоит мне знать. Также он может врать или давать уклончивые ответы. В принципе, как и я.

- Я приехала к бабушке в гости, - ну, в этом есть же доля правды.

- Надолго?

- Не знаю.

- Почему?

- Моя очередь, - напомнила я про условия, понимая, что он и так подобрался слишком близко.

Давид отклонился, опираясь на спинку лавочки, и сложил руки на груди. В этой позе мышцы его напряглись, отвлекая меня от мыслей. При взгляде на него я моментально забыла все свои вопросы, которые хотела задать до этого. Бесстыдно осматривая его, я получила с его стороны вопросительный взгляд. Мне сразу в глаза бросились две татуировки на его руках, которые находились от запястья к изгибу локтя. Это были надписи на иностранном языке, выведенные красивым письменным почерком. Я схватилась за эти татуировки, чтобы оправдать свое мимолетное помешательство.

- Что означают эти надписи? - поинтересовалась я, хотя на самом деле мне было все равно на их смысл. Попалась - значит, надо выкручиваться! - Это латынь?

Давид кивнул, и черты его лица ожесточились. Я понимала, что для такого человека как Звонкий татуировки имеют большое значение. Он точно их не накалывал ради красоты или удовольствия - думаю, я затронула опасную тему. Не знаю, что он ответит, но его взгляд оставлял желать лучшего.

Он подался немного вперед и вслух произнес цитату, при этом не отрывая от меня взгляда:

– «Vivere militare est». В переводе: «Жить – значит бороться», - сказав это, он достал вторую сигарету и закурил.

Признаюсь, голос его на латыни прозвучал нереально соблазнительно. И пока он там себе предавался воспоминаниям, нервно закуривая, я судорожно сглотнула, пытаясь уравновесить сердцебиение. Какого хрена со мной происходит?! Даже Андрей не вызывал во мне таких ощущений, прикасаясь ко мне. А тут от хриплого голоса неизвестного мне языка все мои чувства дали сбой!

- А на второй руке? – мне страшно спрашивать, но я все же поинтересовалась.

- В следующий раз, - ответил Давид, жадно втягивая сигаретный дым. Взгляд его теперь поменялся, стал каким-то опечаленным и отстраненным. Видимо, этот разговор встревожил его душевные раны, от чего и смотрит на меня теперь лишая  дара речи.

- Прости, - робко произнесла я, не желая будить его зверя. А ведь все к тому и шло! – Это было лишним.

- Почему?

- Потому что это твое личное, - пояснила я. – Но я подумала, раз ты лезешь мне в душу, то и я могу!

- Я лезу тебе в душу?

- Ну, когда расспрашивал меня о личном...

- И сколько правды из того, что ты рассказала?!

Мое сердце ускорило свой темп. Значит, он знал, что я многое скрываю? Я вскочила с места, улавливая его гнусное настроение. Но я не понимала, почему все его эмоции, настроение, состояние для меня были настолько очевидны, словно знаю его уже очень много лет.

- Сядь, - приказал Давид, и я медленно опустилась на место. – Я еще не закончил, -  спокойно добавил он, и мне стало страшно. – А теперь давай по порядку, и рассказывай правду.

Я бросила на него испуганный взгляд, понимая, что все это время он со мной играл. Все эти ответы-вопросы просто ради любопытства. Просто, видимо, хотел знать, что меня может в нем интересовать.

Я не хочу ему ничего рассказывать, но понимаю, что мне придется, если он действительно этого захочет.

- Алеста! – услышав голос бабушки, и вздрогнула.

Обернувшись на зов, я увидела её в халате и домашних тапочках около подъезда, в руках палочка, на которую она опирается при ходьбе. Взгляд испуганный, но поза уверенная и воинственная.

- Бабушка! – вскочив с места, я бросилась к ней. – Почему ты спустилась? Ведь на улице холодно!

- Увидела тебя в окно, - спокойно сообщила она, не отрывая помутневшего взгляда от Давида, который в это время, раскинувшись на лавочке, беззаботно покуривал сигарету.

- Пойдем в дом, - попросила её я, ведь мне стало неловко от сложившейся ситуации - я соврала ей.

- Подожди, - остановила она меня, не отрывая взгляда от угрозы. – Звонкий! Что тебе нужно от моей внучки?!

- Это не ваше дело, Антонина Михайловна, - спокойно ответил он.

- Оставь её в покое, иначе…

- Иначе что?

- Бабушка, - умоляюще обратилась я к старушке. – Пожалуйста, не надо!

Но она была непреклонна, смотрела на Давида, как на чёрта воплоти.

- Алеста еще совсем девчонка! – крикнула бабушка, пытаясь вразумить его. – Она и так столько горя пережила, только родителей потеряла, а тут еще и тебя нечисть принесла! – бабушка продолжала кричать, а мое сердце будто на мгновение остановилось.

Посмотрев на Давида, я уловила его застывший взгляд в ответ. Видимо, теперь ему многое стало понятно, и он получил ответы на все свои вопросы. А бабушка как человек, который считает себя ответственным за мою безопасность, выдала меня как раз не вовремя. И что теперь? Ну, вот он знает мою боль, и что теперь?! Пускай! Может, теперь, поняв, что я не несу его городу опасности, оставит меня в покое.

- Бабушка, пойдем, - сердито настояла я, уводя её постепенно в дом.

Я не оглядывалась. Мне все равно. Зайдя в дом, мы медленно поднимались на третий этаж, и всё это время, я слышала причитания бабушки. Мне пришлось выслушать все опасения по отношению к Давиду.  А потом, получила запрет  говорить с ним, видеться и вообще хоть как-то пересекаться. Но мы обе понимаем, что от меня это мало зависит. Хотя я надеюсь, что он оставит меня в покое, получив, наконец, ответы на все интересующие его вопросы.

Мне с трудом удалось уложить бабушку спать, дважды напоив её валерьянкой. Зайдя в комнату, я устало рухнула на кровать и лежала так некоторое время, отписав Анжеле о том, что со мной все в порядке. Затем, скинув с себя всю одежду, я укуталась в полотенце, собираясь принять ванну, но в этот момент случайно заметила у себя на подушке отблеск некоего предмета. Подойдя ближе, я сразу узнала свою подвеску в форме сердечка, которую мне подарили родители на день рождения.

Моей радости не было предела, и я схватила ее, сжав крепко, словно она могла исчезнуть. После чего открыла кулон, проверяя, на месте ли фотографии родителей, и улыбнулась, увидев родные лица. На глазах выступили слезы, но я попыталась их удержать. Сжимая кулон в руках, я бросила взгляд на балкон.

Давид был тут, и ему совсем не помешала защелка на балконе. Я была настолько благодарна, что даже не испугалась этого.