Тем не менее, если бы история слова «сатура» остановилась на Квинте Эннии, никакого слова «сатира» у нас не было бы. Потребовалось вмешательство других поэтов – Гая Луцилия (ок. 160 – 103/2 до н.э.) и Квинта Горация Флакка (65 – 8 до н.э.) – вот кто были настоящие сатирики! – чтобы «сатира» (у Горация уже не Saturae, а Satirae) снова поменяла свой облик.

Усилиями Луцилия и Горация, а вслед за ними других язвительных и беспощадных поэтов и писателей, «мешанина» навсегда рассталась с блюдом, на котором ее подают, пусть даже это блюдо полезной назидательности, и «сатира» обрела тот смысл, который мы вкладываем в него сегодня: произведения обличительного содержания.

А прилагается это слово – вспомним про прилагательное! – ко всему, что мешает жить. Итак: может ли этимологическая книжка быть «сатирой»?

А давайте еще раз перечислим все, что мы узнали про это слово.

Сатира – это полное блюдо.

Сатира – это фрукты.

Сатира – это десерт.

Сатира означает «насыщение» или «достаточное количество».

Сатира – это удовлетворение.

Сатира – посев или сеяние.

Сатира – семена (хочется верить, что истины).

Сатира – сорт (надо полагать, высший).

Сатира и дезертирство – противоположные вещи.

Сатира – песенная импровизация.

Сатира – смешение стихов и прозы.

Сатира нравственна и поучительна.

Сатира – это сатира.

Какое-либо объяснение-определение-толкование «сатиры», конечно же, подойдет и для этой книжки.

Если, разумеется, читатель продолжит чтение, а не отбросит книгу как полную ерунду.

Вот! Дальше у нас речь пойдет именно о

Можно вспомнить еще один рассказ Чехова – «Лошадиную фамилию» (1885), – в котором герой, отставной генерал-майор Булдеев, страдающий от зубной боли, кричит, услышав о народном лекаре: «Ерунда! Шарлатанство!»

Можно вспомнить не только Антона Павловича Чехова, но десятки, сотни других замечательных русских писателей, в произведениях которых встречается слово «ерунда» (и счет таких произведений идет уже на тысячи).

Между тем словечко «ерунда» относительно молодое. Оно появилось в русском языке всего лишь 170 лет назад.

У Пушкина «ерунды» еще нет. А у Некрасова – в очерке «Петербургские углы» (1845) – уже есть.

Вот как выглядит «ерунда» в «Петербургских углах»:

« – Ерунда, – сказал дворовый человек, заметив, что я зачитался. – Охота вам руки марать!

– Ерунда! – повторил зеленый господин голосом, который заставил меня уронить брошюру и поскорей взглянуть ему в лицо. – Глуп ты, так и ерунда! Когда я подносил их его превосходительству, его превосходительство поцеловал меня в губы, посадил рядом с собой на диван и велел прочесть… Я читал, а он нюхал табак и говорит: “Понюхай”. – “Не нюхаю, – говорю, – да уж из табакерки вашего превосходительства…” – “Нюхай, – говорит, – ученому нельзя не нюхать”, и отдал мне табакерку… С тех пор и начал я нюхать. Велел приходить к обеду… посмотрел бы ты, как меня принимали… всякий гость обнимал… а какие всё гости… даже начальник его превосходительства поцеловал… я после и ему написал… Напился я пьян… говорю, как с равными, а они ничего, только хохочут. Всяк к себе приглашение делает… Ерунда!»

Можно считать, что в литературу «ерунда» вошла именно тогда – в «Петербургских углах». Этот очерк молодой и дерзкий Николай Некрасов – он только-только отметил свое 22-летие – написал в конце 1843 года. Правда, опубликованы «Углы» были много месяцев спустя – в 1845-м: слишком уж придиралась цензура. Словечко «ерунда» было настолько внове, что Некрасов счел необходимым вписать в рукопись примечание: «Лакейское слово, равнозначительное слову – дрянь». Так это примечание и воспроизводится во всех переизданиях «Петербургских углов».

Но откуда все же взялась эта «ерунда»?

Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля – очень полезный труд, но в данном случае он небольшой помощник. Вот что там говорится о «ерунде»:

«Смб.» – это «симбирское»; «Опд.» – «Дополнение к опыту областного великорусского словаря» (СПб., 1858); «вор.» – не «воровское», а «воронежское». Кроме того, что в Симбирской губернии говорили «ерандá», а в Воронежской – «еру´нда», особых знаний мы себе не прибавили. (Отметим лишь: слово «галиматья» уже твердо было в русском языке, и еще существовало любопытное словечко «чужь», ставшее впоследствии «чушью»; ну и образное выражение «ерунда с горохом», исчезнувшее из нашей речи, неплохо было бы вернуть в современный лексикон.)

В этимологических словарях с «ерундой» – интереснее. В солиднейшем «Этимологическом словаре русского языка» под редакцией Н. М. Шанского можно прочитать: «Ерунда. Собственно русское… Возникло в речи семинаристов на базе лат. gerundium “герундий”, ср. старое герунда»33. При этом Николай Максимович Шанский (1922– 2005), замечательный филолог и этимолог, ссылается на работу Дмитрия Зеленина, словарь А. Преображенского, словарь М. Фасмера и… свой собственный «Краткий этимологический словарь русского языка»

Дмитрий Константинович Зеленин (1878–1954) был выдающимся этнографом, фольклористом и языковедом. В своей работе «Семинарские слова в русском языке»34 он действительно писал, что слово «ерунда» – «семинарское, от лат. gerundium». Обратим внимание на год выхода в свет этой работы: 1905-й.

Александр Григорьевич Преображенский (ок. 1850 – 1918), автор знаменитого трехтомного «Этимологического словаря русского языка» (первые два тома – 1910 – 1914 годы, весь трехтомник целиком вышел только в 1949 году), писал следующее: