— Иосиф, мы не можем ее отдать. Он ее уничтожит так же, как его люди уничтожили все в городе, что связано с евреями.

— Сериф, дружище, ну а какой у нас выбор? Может, он ее и не уничтожит. Я слышал, что Гитлер планирует создать музей потерянной нации. Он хочет выставить там самые ценные еврейские экспонаты, после того как исчезнет сам народ…

Сериф хлопнул по спинке стула, стоявшего перед ним:

— Настанет ли когда-нибудь конец этому беззаконию?

— Тсс…

Боскович поднял обе руки, успокаивая коллегу. И сам понизил голос до шепота:

— В прошлом месяце в Загребе шутили по этому поводу. Они назвали это «Judenforschung ohne Juden» — «Изучение иудаизма без евреев».

Боскович вышел из-за стола и положил руку на плечо Серифу:

— Пытаясь спрятать эту книгу, вы подвергнете свою жизнь риску.

Сериф посмотрел на него очень серьезно:

— Ну а какой у меня выбор? Ведь я — хранитель. Неужели эта книга прожила пятьсот лет, чтобы погибнуть от моего молчаливого попустительства? Если вы, мой друг, думаете, что я позволю этому случиться, то вы меня не знаете.

— Делайте то, что считаете нужным. Но только побыстрее, прошу вас.

Сериф вернулся в библиотеку. Дрожащими руками вынул коробку с наклеенным на нее ярлыком на немецком: «Архивы семьи Капетанович. Турецкие документы». Поднял старые турецкие земельные документы. Под ними лежало несколько еврейских рукописей. Выбрал самую маленькую и засунул за ремень брюк. Надел пиджак — хорошо, выпуклости не видно. Вернулся к турецким документам, заново запечатал коробку.

Фабер был худ и невысок. Говорил тихо, чуть ли не шепотом, так что людям приходилось прислушиваться.

Глаза холодные, зеленые, кожа бледная, полупрозрачная, как у рыбы.

Иосиф сделал карьеру администратора во многом благодаря светским манерам и умению очаровывать, нередко не гнушаясь лестью. Когда он поприветствовал генерала, никто бы и не подумал, что директора прошиб холодный пот. Он извинился за плохой немецкий и даже переусердствовал в этом. В этот момент в дверях появился Сериф, и Иосиф его представил:

— Мой коллега — настоящий полиглот. Мне перед ним стыдно.

Сериф приблизился к генералу, протянул руку. Рука Фабера оказалась неожиданно мягкой и вялой. Сериф почувствовал, как рукопись слегка сдвинулась на талии.

Фабер не указал цели своего визита. В неловком молчании Иосиф предложил ему осмотреть коллекции. Они шли по залам, и Сериф рассказывал о различных экспонатах. Фабер, следуя за ним, похлопывал черными кожаными перчатками по бледной белой ладони и не говорил ни слова.

Вошли в библиотеку. Фабер кивнул и впервые заговорил:

— Позвольте мне посмотреть еврейские рукописи и инкунабулы.

Едва заметно вздрогнув, Сериф снял с полок несколько книг и положил их на длинном столе. Там был математический текст Элиа Мизрахи, редкое издание еврейско-арабско-латинского словаря, опубликованного в Неаполе в 1488 году, Талмуд, напечатанный в Венеции.

Бледные руки Фабера оглаживали каждый томик. Он осторожно переворачивал страницы. Всматривался в выцветшие чернила на тонких листах пергамента, и в глазах его вспыхивала алчность. Сериф заметил, что зрачки немца расширялись, будто его обуревало вожделение. Сериф отвернулся. Он испытывал отвращение, словно являлся свидетелем порнографической сцены. Наконец Фабер закрыл венецианский Талмуд и поднял глаза, в них застыл вопрос.

— А теперь, будьте добры, Аггаду.

Сериф почувствовал, как по шее потекла струйка пота. Он поднял руки ладонями вверх и пожал плечами:

— Это невозможно, господин генерал, — сказал он.

Лицо Иосифа, пылавшее до тех пор румянцем, враз побелело.

— Что значит «невозможно»? — холодно спросил Фабер.

— Это значит, — вмешался Иосиф, — что один из ваших офицеров приходил сюда вчера и попросил Аггаду. Он сказал, что она нужна для музея фюрера. Конечно, для нас было честью отдать это сокровище ради великой цели…

Сериф начал переводить слова Иосифа, но генерал его прервал.

— Что за офицер? Назовите его имя.

Он шагнул к Иосифу. Несмотря на слабое сложение генерал казался воплощением смерти. Иосиф попятился и ударился о книжные шкафы.

— Он не сообщил мне свое имя. Я… чувствовал себя не вправе спрашивать его… Но если бы вы соблаговолили пройти со мной в мой кабинет, я показал бы вам бумагу, которую он оставил в качестве расписки.

Пока Сериф переводил слова директора, Фабер играл желваками.

— Очень хорошо.

Он повернулся и направился к двери. Иосиф быстро переглянулся с Серифом. Это был самый красноречивый взгляд в его жизни. И тут голосом, спокойным, как озеро в безветренный день, Сериф сказал вслед генералу:

— Будьте добры, герр генерал, следуйте за директором. Он проводит вас к главной лестнице.

У Серифа оставалось очень мало времени. Он надеялся, что правильно понял план директора. Он быстро написал расписку с каталожными номерами Аггады, а затем другим пером вывел внизу неразборчивую закорючку. Кликнул портье и приказал ему отнести бумагу в кабинет директора.

— Воспользуйтесь служебной лестницей и сделайте все как можно быстрее. Положите ему на стол, где он сразу ее увидит.

Затем, заставляя себя двигаться как можно медленнее, подошел к вешалке, снял пальто, берет и вышел в коридор. Встретился глазами с поджидавшими Фабера адъютантами, приветственно кивнул. Посреди лестницы остановился, поговорил с коллегой, который шел наверх. Прошел мимо большого черного автомобиля, стоявшего у тротуара. Улыбался, здоровался с знакомыми, зашел в любимое кафе. Медленно, как и положено настоящему боснийцу, выпил кофе, наслаждаясь каждой каплей. И только после этого направился домой.

Сериф перелистывал страницы Аггады, и у Лолы перехватывало дух при виде великолепных иллюстраций.

— Тебе следует гордиться этим, — сказал он ей. — Это великое произведение искусства подарил миру твой народ.

Стела заломила руки и сказала что-то по-албански. Сериф глянул на нее. Выражение его лица было твердым, но добрым. Ответил по-боснийски:

— Знаю, ты обеспокоена, моя дорогая. И у тебя на это есть все права. Мы прячем еврейку, а теперь и еврейскую книгу. И то и другое очень хотели бы заполучить нацисты. Молодую жизнь и древнюю книгу. А ты говоришь, что не боишься за себя, и я тобой горжусь. Но ты боишься за нашего сына. И этот страх очень реален. Я тоже за него боюсь. У меня есть план спрятать Лейлу с помощью друга. Завтра мы с ним встретимся. Он отведет ее к одной семье в итальянской зоне, и там она окажется в безопасности.

— А как же книга? — спросила Стела. — Наверняка генерал раскроет твой обман. Как только обыщут музей, придут сюда.