Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мария выдержала взгляд Кристиана.
— Чему же я должна научиться, месье Гарди?
— Тому, что проиграть — значит, погибнуть, миледи.
— В таком случае я уже в некотором смысле погибла.
— Что же вы проиграли?
— Лишь самое незаменимое, месье Гарди.
— Быть может, теперь вы стали сильнее.
— И все же я чувствую себя слабее.
Они продолжали танцевать, их пальцы слегка соприкасались. Когда танец окончился, Кристиан поклонился Марии, и девушка ответила ему реверансом. Воин так и не сумел должным образом выразить свои мысли.
— Я уверена, Меч Ислама испугается нас, месье Гарди.
— Вместе мы добьемся, чтобы так и случилось.
Кристиан напрягся, заметив изумление в глазах собравшихся и самой Марии. Удар нанесли сзади, под колено. Он поверг Гарди в бесславное падение прямо на юного противника.
Люка ликовал. Вдохновленный своим хулиганским поступком, он уселся верхом на грудь жертвы и принялся молотить кулаками по воздуху.
— Второе правило боя, сеньор!
— Верно. — Кристиан резко оттолкнулся ногами, поймал мальчишку за плечи и, перекатившись, тут же заставил его сдаться. — Будь готов к неожиданностям.
Гарди встал, отряхиваясь, и заметил, что Мария смотрит на него. Она смеялась вместе со всеми, но взгляд ее говорил совсем о другом.
— Мастер Люка доказал, как важно в нашем деле доверие. И докажет еще раз.
— Правда, сеньор?
— Возьми пращу. Набери камней.
— Вы подыскали мишень, сеньор?
Кристиан подошел к груде видавших виды глиняных кувшинов и амфор и выбрал несколько сосудов. С треснутым горшком в каждой руке он отмерил шагами расстояние и установил один горшок на подпорку из песчаника рядом с собой, а другой водрузил себе на голову.
Сдерживая волнение, заговорила встревоженная Мария:
— Разве это разумно, месье?
— Не менее разумно, чем война.
— Но вы ведь с ним не ссорились.
— Нас связывают лишь доверие и дружба. — Гарди посмотрел на тринадцатилетнего мальчугана. — Слово за тобой, Люка.
Праща засвистела, камень рассек воздух, и глиняный сосуд под рукой Кристиана разлетелся вдребезги. Люка вновь снарядил оружие. Смерил взглядом новую цель и, прищурившись, стал неспешно прикидывать расстояние и траекторию. Промах означал смерть. Судя по всему, это отнюдь не входило в его расчеты. Вокруг, затаив дыхание, сидели взрослые, прекрасно знавшие о возможных последствиях. Англичанин был весьма эксцентричным наставником.
Во второй раз завертелась праща, и камень устремился к цели. Удар. Горшок с треском взорвался, осыпав Кристиана осколками. Среди зрителей раздались вздохи облегчения и изумленные возгласы.
Гарди поднял один из глиняных обломков.
— Все мы зависим друг от друга. Помните об этом, иначе нам грозит участь этих вот горшков.
Кристиан был доволен. Его окружали друзья.
Драгут был вездесущ. Облаченный в сверкающие шелка, в сиянии самоцветов, король пиратов осматривал поле боя. В возрасте восьмидесяти лет, с седой бородой и суровым обветренным лицом, он оставался человеком неистощимой энергии. На склонах горы Скиберрас Драгут изучил карты, обозрел с высоты форт Сент-Эльмо и выбрал место для новых огневых позиций. На берегу он окинул взором Большую гавань, отдал распоряжения инженерным отрядам и проследил за ходом строительных работ. Куда бы Драгут ни приходил — всюду закипала жизнь, а темп стрельбы возрастал.
Этот корсар был величайшим мореходом своего времени, мусульманским воином, наводившим ужас на все Средиземноморье. Когда иоанниты перекрыли торговые пути султана, Драгут вселил страх в сердца христиан. Он ускользнул от прославленного генуэзского адмирала Андреа Дорна в Джербе, переправив галеры по суше, захватывал и разорял города по всей Италии, уводил в рабство целые поселения. Десятки тысяч галерных рабов были обязаны ему своей адской участью. Сама Мальта подвергалась его набегам, а жителей Гозо убивали и угоняли на чужбину. Меч Ислама вернулся, а потому рыцари и островитяне могли теперь, без сомнений, ожидать катастрофы.
В источавшем благовония шатре командующего совещались трое. Мустафа-паша задумчиво пыхтел кальяном, адмирал Пиали потягивал кофе, Драгут же оставался сдержан и сидел поодаль на высоком диване. Трех полководцев объединяли обстоятельства и общая цель — служба султану. Но корсар был человеком иного поколения, предводителем, не признававшим лени и медлительности.
— Прибыв на Мальту, я увидел ваш парад вокруг Сент-Эльмо.
Пиали опустил чашу с кофе.
— Форт необходимо захватить.
— Это излишне. Пустая трата сил, боеприпасов и времени. Что скажете о северной части острова, адмирал?
— А что сказать?
— Лишь за сегодняшнее утро вражеская кавалерия из Мдины перебила две сотни ваших солдат неподалеку от Дингли. А если бы к всадникам присоединилось подкрепление из Испании или Сицилии? А если бы кавалерия исчислялась не сотнями, а тысячами?
— Это всего лишь гипотеза.
— Но вполне допустимая. Вы оставили здешние позиции без защиты, адмирал.
— Я оставил за собой право действовать по собственному усмотрению и там, где сочту необходимым. Моим галерам нужна безопасная стоянка; лучшее место — гавань Марсамшетт, а ключ к гавани — форт Сент-Эльмо.
— Сент-Эльмо тут ни при чем. — Драгут подался вперед; золотые серьги обрамляли его испещренное шрамами лицо. — Я плавал в местных водах более шестидесяти лет и осаждал Мальту множество раз. Не бывает здесь ни летних штормов, ни ветров, способных разрушить ваш драгоценный флот на нынешней стоянке.
— Мой флот поистине бесценен. И я его хранитель и командир.
Старик насмешливо фыркнул в ответ:
— Я слышал, шесть галер под вашим началом не сумели изловить одинокого христианского голубка, летевшего на север. Лучше бы вы направили свои усилия на патрулирование вокруг Гозо, чтобы не подпускать к Мальте вражеские суда.
— Вы назойливы, Драгут.
— Потому и дожил до седин и остаюсь губернатором Триполи, потому султан и позвал меня на эту войну.
— В качестве помощника и советчика.
— Так услышьте мой совет, адмирал.
— Сент-Эльмо вскоре падет, а великий магистр со своими рыцарями последуют за ним.
— Не стоит недооценивать Ла Валетта. Я встречал его, когда он был невольником на галере, и однажды увидел вновь, когда сам оказался прикованным к веслу рабом. Магистр — удивительный человек.
— Всего лишь неверный во главе обреченного ордена.
— Они будут сражаться до конца, адмирал.