Нельзя утверждать, что объяснения Кутепова полностью успокоили французов, но, зная о ведущихся переговорах с правительствами Королевства СХС и царства Болгарии, они отчасти поверили в приведенные русским командованием объяснения. Кутепов предложил генералу Витковскому еще раз изложить эту версию для представителей Экспедиционного корпуса, что тот и сделал, нарочно подготовив для ознакомления мнимые схемы передвижения русских войск по суше.

Прежняя напряженность в русско-французских отношениях не исчезала, и первые проведенные русскими «тревоги» поднимали на ноги французский гарнизон. Донесения коменданта в штаб войск в Константинополе порой граничили с паникой. Несколько дней там заседала комиссия, пытавшаяся проанализировать сложившуюся ситуацию в Галлиполи и дать приемлемый прогноз правительствам своих стран развития событий на ближайшее время. Однако допустить, что армия, увлекаемая Кутеповым, за один переход вдруг окажется у «врат Царьграда», союзники не могли. Иные догадки мучили их. Пытаясь рассеять туман недомолвок, союзное командование слало ноту за нотой в адрес Кутепова, требуя объяснений проводимых тем мероприятий и ночных «тревог», на что Кутепов с неизменной вежливостью отвечал, что таинственные «ночные тревоги» вызваны все той же потребностью готовить корпус к уходу с территории лагеря. Французская разведка между тем доносила в штаб Экспедиционного корпуса, что известий о положительном решении «русского вопроса» в Болгарии и Сербии нет, что переговоры затягиваются, и что местные парламентарии менее всего хотели бы видеть на своих суверенных территориях хоть и славянскую, но все же чужую армию. Предположить, что, находясь в неизвестности относительно будущего армии, русские занимаются подготовкой увода войск, союзники, при всем желании, не могли. И без того слабые и измученные люди едва ли заслуживали изматывающей ежедневной «тревоги». Перед дальним походом наиболее естественным было бы поберечь силы. Французское командование знало о физическом состоянии русских не понаслышке. Месяцы скудного снабжения их армии не могли не дать свои результаты, а недавние объемы снабжения грозили настоящим голодом среди русских. Публичное, на глазах всего мира отбытие Русской армии перед лицом грозящего голода могло неблагоприятно отозваться и для самой Франции, сказавшись на её международном авторитете. Сознавая последствия подобного «голодного исхода», и в качестве попытки сгладить острую ситуацию, французская администрация предприняла усилия убедить русских в невозможности выхода из Галлиполи «походным порядком».

Для демонстрации силы, и дабы показать, как ими надежно закрыт выход из Галлиполи, на миноносец был приглашен присутствовать на маневрах председатель офицерского суда чести в Галлиполи, коренной офицер Лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, генерал-лейтенант Владимир Александрович Карцов. Как известно, в галлиполийском лагере он состоял переводчиком при генерале Кутепове. Командующий направил его к французам с поручением всячески показать им полное согласие русского командования с доводами оставаться на полуострове до принятия балканскими правительствами решения о приёме всех войск одной из стран. Другим заданием Кутепова генералу было, воспользовавшись ситуацией, взглянуть на русский лагерь со стороны моря для запоминания и выработки мер по безопасному отводу войск при возможном артиллерийском обстреле с моря. Попав на французский миноносец, генерал Карцов обратил особое внимание на действенность обстрела Булаирского перешейка и установил, что благодаря топографическим особенностям ландшафта снаряды миноносца либо перелетали бы прибрежную дорогу, либо попадали бы в гряду, прикрывавшую её с моря. Тем самым, благодаря любезному приглашению французов, подтвердилась полная невозможность точного обстрела с миноносца русских колонн, случись тем уходить с полуострова походным порядком. Наблюдательность генерала Карцова явилась важным дополнением для всестороннего учета русским штабом возможного развития ситуации.

Когда план похода был подготовлен, Кутепов, ознакомившись с ним, приказал генералу Штейфону отправиться в тайную командировку в Константинополь для ознакомления с ним Главнокомандующего. Кутепов не знал, насколько барон будет расположен к предложению своих генералов, хотя неминуемая угроза голода в частях, настойчивые попытки французской стороны превратить остатки армии в гражданских беженцев практически не оставляли Врангелю иного выбора, как согласиться. Штейфон, как опытный штабной работник, должен был познакомить Врангеля со всеми преимуществами константинопольского похода, указать на слабые места французских контингентов, и доложить о готовности русских войск. Врангель принял прибывшего Штейфона приветливо, выслушал его небольшую преамбулу о жизни лагеря в целом, об испытываемых в последние дни трудностях в снабжении продовольствием, позволив затем перейти к главной теме доклада – содержании секретного плана. Пока генерал Штейфон знакомил Главнокомандующего с технической стороной вопроса, Врангель порывисто двигался по кабинету, кивал, останавливаясь у рабочего стола, делал карандашом некоторые уточняющие пометки в блокноте. По молчаливому одобрению Врангеля Штейфону казалось, что тот полностью разделяет выводы Кутепова и его генералов о срочности решительных действий, и он не ошибся. Когда Борис Александрович завершил доклад, барон некоторое время молча продолжал записывать что-то в блокнот, затем встал и, устремив на Штейфона решительный взор, произнес: «Бог в помощь! Прошу вас довести до сведения генерала Кутепова о моём полном согласии с предложенными мерами. От души благодарю вас, Борис Александрович, за тщательно проделанную подготовительную работу. Теперь вся надежа на Бога да наши русские штыки».

Вернувшись от Главнокомандующего, Штейфон явился к Кутепову, доложить о встрече и одобрении барона плана похода. Кутепов слушал краткий доклад Штейфона не без удовлетворения, и тотчас попросил адъютанта пригласить к нему генералов Витковского и Туркула. Необходимо было переговорить со всеми командирами, которых Кутепов наметил для руководства основными наступательными силами. Вопрос, связанный с непосредственными исполнителями этого беспрецедентного плана марш-броска, призванными воплотить его в жизнь, занимал мысли генерала Кутепова долго. Главное, в чем у него не оставалось сомнений, это в том, что для четкого исполнения задуманного требовались самые решительные и отчаянные люди. На солдат, остававшихся в лагере, Кутепов почти не надеялся. Многомесячное сидение в Галлиполи лучше любых пропагандистов настраивало нижних чинов на то, чтобы оставить армию при первом для них удобном случае. Воевать, да еще быть стойкими бойцами, эти люди едва ли годились. Наибольшую стойкость в Галлиполи демонстрировали, пожалуй, лишь корниловцы, марковцы и дроздовцы – чины соответствующих дивизий. Но их численного состава не хватало для столь масштабных действий. Из генералов, которых Кутепов намечал поставить на ключевые должности в предстоящем походе, он без колебаний остановился на столь же жестком командире дроздовцев Антоне Васильевиче Туркуле. Кутепов посчитал, что с теми задачами, которые возлагались на авангард, прекрасно справиться могут лишь дроздовские части. Арьергарды Кутепов мог смело вверить опытному тактику Штейфону. В арьергарды Кутепов определил юнкеров Сергиевского артиллерийского училища, Алексеевско-Николаевского инженерного и Николаевского кавалерийского училищ.