Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Доченька. Мая – прошептал профессор. – Это, правда, ты, родная?
– Папа… – отчетливо произнес призрак. Я поняла, что говорит именно Мая. Вот оно, то, что надо было! Савельев отпустил жену и, буквально, свалился на пол. Таких горьких слез я не видела в своей жизни никогда. Слезы искреннего раскаяния. Что он бормотал, было сложно разобрать, разговоры с трудом давались профессору. Но одно слышалось ясно. Он просил прощения у дочери. Отчаянно и безостановочно. Екатерина Васильевна обняла себя за плечи и стояла так, раскачиваясь. Ее глаза ни чего не выражали. Определенно, ее дальнейшая судьба – лечебница.
Раскаяние родителей не прошло даром. Их дочь им поверила и простила обиду и боль. Как только я это почувствовала, крикнула Максу, чтобы он немедленно продолжил чтение. Друг послушался. Я хотела выйти из круга, но услышала голос девушки.
– Нет, пожалуйста, останься со мной. Мне очень страшно.
– Конечно, я останусь.
– Как ты думаешь, что там, по ту сторону?
– Покой, Мая. Тебя там ждет покой. Ты больше не будешь одинока.
– Спасибо, Саша. Спасибо!
И призрак исчез. Снова воцарилась тишина. Максим обнял меня, и мы облегченно вздохнули. В доме теперь никого не было, я это точно знала. Демон пропал вслед за духом девушки. Супруги Савельевы могут жить спокойно. Хотя, вряд ли такое возможно, после всего узнанного и произошедшего. Но это уже их история. Наше присутствие здесь больше не требуется.
– Два года уже прошло, а я так и не могу понять, как, все-таки, у меня получилось тогда достучаться до Майи. И как родители смогли ее увидеть.
– Ну, это, как раз, понятно. Я всегда говорила, что ты очень сильный медиум. Ты сама не знаешь, какими силами ты обладаешь. Мне не ясно другое. Зачем ты полезла в тот, чертов, круг? А если бы демон утащил тебя с собой в ад?
– Ох, Юлька. Тебе надо меньше смотреть телевизор. Бестелесный призрак не может утащить живого человека. Он может забрать его душу, и то, только после смерти.
– И тебе совсем не было страшно?
– Конечно, было! До ужаса страшно! Но, ты понимаешь, мне стало ее очень жалко. Не представляешь, что она пережила. Она заслужила лучшую участь, чем застрять здесь. Просто подумай, каково это – быть невидимой, находиться рядом со своими родными, но не иметь возможности поговорить с ними, прикоснуться. Это, должно быть, невыносимо.
– Да уж. Никому не пожелаешь такого. Бедная девочка. Нет покоя ни при жизни, ни после смерти.
– К тому же, мы с ней чем-то похожи. Меня, как и ее, всю жизнь гложила злость. Она злилась на родителей, я на саму себя и свой дар. И в итоге, мы обе остались в одиночестве. Один на один со своей болью.
– Больше всех жалко Екатерину Васильевну. Ни за что пострадала.
– Я так не думаю. Она могла вмешаться, могла что-то сделать, но, вместо этого, предпочла спрятаться в роскошной раковине своего большого дома. Не захотела ничего менять.
– Или просто боялась?
– В любом случае ее бездействие и погубило Маю. Хочется верить, что девушка теперь в лучшем мире.
– Ну, уж ты то точно теперь на своем месте, не так ли?
– Да, кажется. Максиму там очень нравится. Ну а я привыкаю.
– Но, ты же не забудешь свою старую любимую подругу?
– Тебя, пожалуй, забудешь!
Мы посидели еще немного. Любимое кафе, любимый вишневый пирог. В последнее время нам не часто удается вот так посидеть.
После той истории, я, все-таки, продала свой дом. Макс продал свой гараж, и мы переехали в соседний городок поменьше. Слишком много негативного, нас обоих, связывало со старым местом. Теперь приезжаем иногда, Максим по делам, а я к Юльке. Куда же я без нее.
Перед отъездом я получила письмо от профессора Савельева. Он, как ни странно, благодарил меня за то, что дала ему возможность повиниться перед дочерью. Что, наконец, снял с души невероятно тяжкий груз. Теперь, когда он потерял абсолютно все, то понял, что было действительно важным в его жизни. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Хотя, в его случае, кто знает.
Вообще, эта история очень сильно повлияла на профессора. Он сам, добровольно признался во всех своих делах, сдал весь свой архив и не только. Проверки и разбирательства длятся до сих пор. Из академии его уволили. А жена по сей день находится в психиатрической лечебнице с расстройством психики. Она не разговаривает и ни на кого не реагирует, даже на своего мужа. Просто сидит и смотрит в одну точку. Не хочу ни в чем обвинять Екатерину Васильевну. Ей итак досталось. Но я убеждена, что прояви она хоть немного решительности пойти против властного мужа, хоть не много участия в судьбе дочери, Мая была бы жива.
Свой диплом я, все же, получила. После того, как убрали профессора, нам прислали нового преподавателя. По моей просьбе, результаты выпускного экзамена пересмотрели и подтвердили, что оценка была несправедливо занижена. Так что экзамен мне засчитали. Однако, я не стала связывать свою жизнь с медициной. Слишком далека я от этой науки. Я, наконец, поняла, что, хоть и уважаю мнение отца, но должна прожить свою жизнь. Поэтому на новом месте я поступила на журналиста. Пишу в местную маленькую газетку. Не плохое начало, я считаю. Я хочу рассказывать людям истории, подобные семьи Савельевых. Хочу доносить до людей правду, чтобы больше ни один профессор не мог так безнаказанно играть чужими жизнями.
Когда-нибудь, я обязательно напишу историю про Маю. Я напишу о девочке, которая начиная жизнь в достатке и всеобщей любви, закончила ее в полном одиночестве, никому не нужной. Я покажу, до чего может довести человеческая жадность, стремление к наживе и известности. Что происходит, когда цель оправдывает любые средства, даже невинные жизни. Ведь Савельев не стремился сделать гениальное открытие в медицине, он хотел больше денег и популярности. Для этого он не пожалел ни свою семью, ни других, кому просто не посчастливилось попасть к нему в руки. Как пассивность, а в некоторых моментах, безразличие, превращают женщину, мать, в безвольную свидетельницу гибели своего ребенка. Самое главное, хочу, чтобы увидели и поняли, что все в