– А это кто? – шепчет Лукреция.

– Боб, его секундант.

– Секундант? Какой секундант?

– Технический специалист по юмору, который редактирует окончательную постановку миниатюры, выбрасывает ненужное, докручивает гайки, отлаживает эффекты, подчеркивает оттенки интонации и следит даже за выражением глаз комика. Смешить – дело тонкое. А как известно, где тонко, там и рвется.

Артисты так погружены в работу, что не замечают присутствия Лукреции. Неожиданно Феликс Шаттам вскрикивает:

– Черт! У меня пропал голос! Боб, опять! Я не могу говорить! Я пропал! Врача!

Громкоговоритель верещит:

– Больше ждать нельзя! Двадцать пять минут опоздания!

Публика неистовствует и топает ногами:

– Фе-ликс! Фе-ликс!

Артист взмок от отчаяния.

– Это невозможно! Катастрофа! У меня пропал голос! Я не могу выступать, верните им деньги!

– Принесите ему меда! – кричит секундант.

Пожарный Тампести убегает и возвращается с большой желтой банкой. Феликс съедает одну, две, десять ложек меда. Он пытается что-то сказать, но лишь хрипит, как осипший соловей.

Он опустошает банку, пытается прочистить горло, но это заканчивается приступом кашля.

– Надо возвращать деньги! – твердит он, побагровев от волнения.

– Ладно, пора применять сильнодействующие средства. Я вызываю врача! – говорит Боб.

Лукреция в растерянности наблюдает за ними.

– Возвращайте деньги! Все отменяем! Я не могу говорить, у меня пропал голос! – повторяет Феликс.

– Сейчас придет врач, – подбадривает его Боб.

Пожарный шепчет Лукреции:

– Не волнуйтесь. Каждый вечер одно и то же. У него от страха парализует голосовые связки.

– Они действительно все отменят и вернут деньги?

– Да нет, конечно. Это все психология. Переклинило его. Комики – самый легковозбудимый народ в мире. Нервы вечно на пределе, нескончаемые жалобы и боли во всем теле. Но хотя все это происходит только в его воображении, снять стресс без врача не получается.

– Где этот чертов врач? – рычит Боб.

Наконец появляется старичок с огромной сумкой.

– Как вчера, доктор. Как вчера.

Врач явно смущен.

– Вы знаете, что этого нельзя делать. Ежедневное применение кортизона опасно – возникает привыкание. Это не игрушки!

Зал вопит:

– Фе-ликс! Фе-ликс!

– У нас нет выхода, доктор. Приступайте!

Врач достает шприц, наполняет его лекарством и втыкает иглу в горло Феликса, туда, где находятся голосовые связки. Вытирает ватным тампоном красную капельку.

– А-э-и-о-у. Шла Саша по шоссе и сосала сушку. Ба-бе-би-бо-бу, бык тупогуб, тупогубенький бычок, у быка бела губа была тупа.

Зал продолжает неистовствовать. Громкоговоритель оживает:

– Утихомирьте зрителей! Начинаем!

Молодая журналистка остается за кулисами и смотрит выступление.

Сцена освещена, пурпурный бархатный занавес разъезжается под аплодисменты публики. Феликс Шаттам, ставший после смерти Дария Возняка самым популярным юмористом Франции, начинает первый скетч.

– Ну, друзья, долго же вы собираетесь! Сколько вас можно ждать? – произносит он голосом президента республики.

Зал смеется.

– У меня для вас две новости, хорошая и плохая. Хорошая: выступление началось. Плохая: вам придется терпеть меня целых полтора часа. Но это все-таки не пятилетний срок.

Зал взрывается хохотом.

Секундант Боб облегченно вздыхает. Феликс вызвал две первые волны смеха, самое трудное позади. Теперь все пойдет как по нотам. Он следит за выступлением с хронометром в руках.

К Лукреции подходит пожарный.

– Я не люблю имитаторов. Как правило, в обычной жизни эти люди безлики, вот и поют с чужого голоса.

– Я знал всех комиков моего времени, они ведь выступали здесь… – Кажется, пожарный решил пуститься в воспоминания. – Дарий чем-то напоминал Колюша, а Феликс больше похож на Тьерри Лелюрона. Кстати, жен обоим нашел их агент Ледерманн.

Лукреция пытается слушать скетч, но пожарный невозмутимо продолжает:

– Быть имитатором – это болезнь. У них раздвоение личности. Но их не лечат, а наоборот… Им платят за то, что они выставляют свою патологию напоказ!

Лукреции это кажется забавным, и она думает, что пожарный не так уж далек от истины.

Смех в зале затихает и возникает вновь, как океанский прибой. Волны становятся все выше, и последняя накрывает весь зал. Зрители встают, начинается овация.

– Еще! Еще! Феликс! Феликс!

Комик бросает взгляд на Боба, который жестом дает понять, что время еще есть. Феликс не заставляет себя упрашивать. Он читает еще два скетча, изображая папу Римского и президента США.

Полный триумф. Кланяясь, Феликс напоминает, что будет участвовать в шоу, посвященном памяти Дария, которое состоится здесь же, в «Олимпии».

Пурпурный занавес закрывается. Артист с трудом протискивается к своей гримерке сквозь толпу поклонников, требующих автограф. Служба безопасности оттесняет их к выходу и обещает, что Феликс выйдет к ним. Когда коридор пустеет, Лукреция подходит к Бобу, стоящему перед гримеркой, и просит разрешения взять интервью для «Современного обозревателя».

– Феликс устал. Его нельзя беспокоить, поговорите завтра с его пресс-атташе.

Лукреция хватает Боба за запястье, выворачивает ему руку и врывается в гримерку.

– Что вы делаете? – удивленно восклицает Феликс, который снимает грим перед зеркалом.

– Я журналистка. Хочу задать вам несколько вопросов.

– Сейчас совсем не подходящее время.

Боб уже входит с угрожающим видом, он готов вызвать службу безопасности.

Лукреция быстро перебирает список ключей.

Деньги? Нет.

Секс? Нет.

Слава? Нет.

Умение слушать? Нет.

Только что у него был припадок паники. Этот человек живет в страхе. Страх – вот отличный ключ.

Она поворачивается к комику.

– Я пришла спасти вам жизнь. Здесь умер Дарий, и это не было несчастным случаем. Вы тоже погибнете, если не поможете мне!

Феликс испытующе смотрит на нее, затем разражается хохотом и обращается к Бобу, которому по-прежнему не до смеха:

– Отличная шутка!

Господи, кажется, я поняла! Юмор – вот правильный ключ. Значит, я ошибалась. Есть юмористы, которые любят смеяться.