– Но его смерть наверняка взволновала вас?

– Да уж, взволновала – так взволновала!

Он усмехается.

– Я страшно рад, что этот урод подох, что его сожрут черви, что он сгниет! Я бы с удовольствием помочился на его могилу!

С этими словами Себастьян Доллен выходит в туалет. Через некоторое время он возвращается в зал, застегивая на ходу ширинку.

– Вы были с ним знакомы? – спрашивает Лукреция.

– Да, и это было незабываемое знакомство! Он пришел на мое первое выступление. Я усадил его на лучшее место. Я заставил публику аплодировать ему! «Сегодня нам повезло, вместе с нами в зале находится гениальный комик, Циклоп, сам Великий Дарий!» Он встал, и все зрители, мои зрители, ему хлопали! Я тогда собирал залы на сто пятьдесят – двести человек. После спектакля он сказал (мне врезалось в память каждое слово): «Мне понравились три твоих скетча, я буду их исполнять». Я подумал, что не понял его, и спросил: «Вы хотите их купить?» А он ответил: «Нет, идеи принадлежат всем, я возьму их себе, вот и все». Я возразил: «Но эти скетчи написал я. Я их создатель». А он положил мне руку на плечо и сказал: «Идеями должны распоряжаться не те, кому они пришли в голову, а те, кто может донести их до зрителя. Если бы скетчи могли сами принимать решение, они выбрали бы не тебя, ничтожного, никому не известного комика, а меня, великого Дария, знаменитого артиста, который может обеспечить им лучшую жизнь. Поэтому не будь эгоистом, считай свои скетчи детьми, которые хотят сменить семью и стать богатыми и счастливыми».

Себастьян Доллен словно заново переживает эту сцену.

Официант в тюрбане и тапках с загнутыми носами приносит курицу тандури, и комик жадно набрасывается на еду.

– Я помню, он еще сказал: «Представь, что я щедрый приемный отец. Я воспитаю твоих детей, осыплю их подарками и прославлю на весь мир». Я ответил: «Нет, я не позволю украсть моих детей». Тут его тон совершенно переменился, он стал угрожать: «Думаю, ты не понимаешь, с кем говоришь! Что ж, будь по-твоему. Я хотел по-хорошему, но тебе не нравится честная игра. Я все равно отниму у тебя то, что мне нужно. А будешь мешать, сверну тебе шею».

– Вы ни с кем его не путаете? – с сомнением спрашивает Лукреция.

– Вы считаете, такое можно выдумать? Я говорю о Циклопе. О человеке с горящим сердечком в глазу. О любимце толпы.

Лукреция пристально смотрит на него.

– В это трудно поверить… Но продолжайте. Что же было дальше? – говорит она, записывая слова Себа, чтобы показать ему: информацию, полученную от него, она считает важной.

– Дарий, как и обещал, начал практически слово в слово исполнять три скетча из моего репертуара. В залах на несколько тысяч зрителей. Сволочь. Он все предусмотрел и, видимо, записал их на мобильный телефон во время моего выступления. Три моих лучших скетча! С тем же успехом он мог прийти в картинную галерею, украсть три знаменитых полотна, а потом продать их. Чистый, неприкрытый грабеж!

Себ роняет на пол вилку. Под неодобрительными взглядами остальных посетителей он поднимает ее и вытирает салфеткой.

Чтобы отвлечь окружающих, Лукреция достает машинку для смеха, которую ей подарил Стефан Крауц, и нажимает кнопку. Негромкий искусственный смех разряжает обстановку в зале.

Себастьян Доллен продолжает.

– Вы понимаете, он вызывал аплодисменты целой толпы моими шутками, моими трюками, моими персонажами. Он украл у меня даже мимику, даже манеру смотреть.

Лукреция наливает ему вина. На этот раз не для того, чтобы развязать ему язык, а чтобы успокоить.

– Я подал жалобу в суд. Но знаете, как говорится: «Хороший адвокат знает законы. А очень хороший адвокат знает судью». – Себастьян зло смеется. – У Дария был именно такой адвокат. Он брал очень дорого, всех знал и был знаменит тем, что не проиграл ни одного процесса. Он легко справился со мной. И это еще не самое страшное. Суд не только вынес решение в пользу Дария и разрешил ему исполнять мои скетчи, меня обязали возместить деньги, потраченные на защиту от «противозаконных попыток нанести ущерб имиджу публичного человека». И я возместил!

Вилка Себастьяна опять рискует свалиться на пол. Чтобы отвлечь его, Лукреция быстро наливает ему вина. Она пытается утешить его:

– Еще Лафонтен говорил: «У сильного всегда бессильный виноват».

– Да, у бесчестного всегда виноват честный. Но и это еще не все. Когда все кончилось, мой адвокат развел руками: «Увы, не повезло! У них защита сильнее», и пошел к Дарию за автографом. Вот этого я ему никогда не прощу. Да и не только адвокат, и судья тоже: «Это для моего сына, он ваш поклонник». Почти все выстроились в очередь за автографом, как в скетче Дария «Петрушка побеждает квартального». А злым квартальным оказался я…

Себастьян Доллен горько усмехается, берет сырную лепешку и продолжает говорить с набитым ртом:

– Но он и на этом не остановился. Ему было мало обокрасть, разорить и унизить меня в суде. Дарий решил, что пора, как он и обещал, «свернуть мне шею». Он занес меня в «черный список» всех телеканалов.

В зале появляется человек с букетиками жасмина, которые опрысканы ароматизатором. Приняв Лукрецию и Доллена за влюбленную парочку, он предлагает им цветы. Лукреция качает головой. Человек настаивает.

– К сожалению, вы опоздали, мы уже переспали, – резко говорит Лукреция, чтобы избавиться от надоедливого продавца.

Тот поспешно отходит и начинает предлагать цветы другой парочке.

– Как это, в черный список? – недоумевает она.

– Очень просто. Достаточно невинной фразы, вроде: «Я не появлюсь на этом канале, если там будет выступать Себ». Скажите это один раз одному журналисту, и новость разнесется повсюду.

– Вы его ненавидите?

– Это слово недостаточно сильно, чтобы выразить всю степень моего отвращения к нему.

– Его смерть обрадовала вас?

– Я открыл шампанское, чтобы отпраздновать это событие. Когда показывали его похороны, я танцевал перед телевизором.

– Вы убили его?

Себастьян нервно усмехается.

– Нет. Я слишком труслив. И жалею об этом. Ведь если бы я это сделал, то смог бы спокойно смотреть себе в глаза.

– Как вы думаете, кто мог бы решиться на это?

Комик задумывается.

Официант-индиец приносит десертное меню. Лукреция выбирает сладкое блюдо с непонятным названием «Гулаб джамун» – пропитанные медом шарики из манки с шафраном.

Себастьян Доллен ест жадно, не замечая вкуса, его челюсти двигаются так энергично, словно он хочет перекусить хребет невидимому врагу.

Он взмахивает рукой.

– Да кто угодно! Думаю, все, кто не входил в банду его приятелей, искренне ненавидели его. Я имею в виду тех, кто знал, что он на самом деле собой представляет!