— Не придумала. — сокрушённо вздыхаю, и до сознания доносится свежий морской аромат духов. Непременно хотелось бы, чтобы он казался неприятным, но нет. Очень вкусный, от чего исступлённо хочется прикоснуться к коже лектора и вдохнуть его как можно глубже.

— Ну, у нас ещё есть время. — раздаётся усмехающийся голос собеседника над моим виском, и я сразу же отбрасываю это наваждение.

— А, может, вы просто скажете, что ещё хотите услышать, и мы с вами разойдёмся, как в море треска?

— Вообще-то, все говорят «как в море корабли». — лектор издаёт скептический смешок.

— Я — не все, все — не я. — вновь тараторю без умолку бессмысленные фразы, от чего так и хочется хлопнуть себя ладонью по лбу.

— В который раз удивляюсь твоей логике, которая напрочь покинула извилины мозга.

— Спасибо за комплимент.

— Пустяки, мне было не сложно это сказать.

— Да, я заметила. И, всё же, что ещё я должна ответить, чтобы вы больше не злились на меня и со спокойной душой отпустили к булочкам?

— К кому? — мужчина приподнимает брови, и уголки его губ ползут вверх.

— К булкам. Я есть хочу, а сейчас большой перерыв, между прочим.

— Ох, Суворова, с тобой потеряешь не только голову, но и нить разговора. — он начинает поправлять воротник моей футболки, и я задерживаю дыхание. — Ладно, в приниципе, я услышал то, что хотел. Так уж и быть, живи, цвети и пахни. До следующего раза.

— Значит, мне можно идти? — с толикой надежды спрашиваю и подозрительно прищуриваю глаза. Нет, не верю, что всё так просто.

— Значит, да. — Довлатов убирает руки с моих колен, отходит к преподавательскому столу и садится за стул.

Спрыгиваю с подоконника и поправляю выбившиеся из пучка прядки волос.

— Беги в кафе, а то помрёшь с голоду, а я потом виноватым окажусь. — поворачиваюсь к лектору и замечаю, что он улыбается. Не наигранно, не иронично, не криво, а естественно и как-то по-мальчишески. Видимо, даже слово «еда» может сделать людей добрыми. Еда — великая сила.

Невольно мои губы растягиваются в улыбке, которую я всячески пытаюсь подавить. Быстрым шагом направляюсь к выходу, и чуть не припечатываюсь лицом в деревянную поверхность из-за того, что резко дёргаю ручку вперёд в попытках отодвинуть закрытую дверь.

Ей Богу, сплошное недоразумение.

— Можно ключ? — вновь возвращаюсь к Довлатову и останавливаюсь в шаге от его фигуры.

— Я забыл, в какой карман его положил. Но ты можешь обыскать меня, и сама найдёшь то, что ищешь. — он хитро подмигивает, а я, как истукан, застываю на месте.

Вот же паршивец.

— Ну, чего стоишь, как не родная? — Довлатов принимает расслабленную позу и, подперев ладонью подбородок, внимательно наблюдает за мной. — Давай, я весь в твоём распоряжении.

По венам растекается горячая волна раздражения с нотками негодования. К гадалке не ходи, как знала, что он так просто не отпустит меня.

— Неужели вам нравится издеваться над всеми студентами?

— Над всеми? — лектор поднимает брови. — Нет, что ты, Господь упаси. Только над тобой. Хотя, это и издевательством не назовёшь. Скорее, словесная борьба.

— Словесная борьба?

— Да. Но твоё враждебно настроенное лицо в данный момент говорит о том, что она может перерасти в настоящий рукопашный бой. — лицо мужчины озаряет лёгкая улыбка, а в глазах мелькают задорные искры.

— Да вы прям экстрасенс. — скрещиваю руки на груди попросту потому, что не знаю, куда их деть. И хотя сейчас я возвышаюсь над Довлатовым, уверенности мне это не прибавляет.

— Эх, а я так пытался это скрыть. Как думаешь, на ТНТ стоит идти?

— Несомненно.

— Приятно, что ты такого хорошего мнения обо мне. — улыбка лектора становится ещё шире.

— И часто вы проделываете такие аферы со студентками? — встречаюсь глазами с испытующим взглядом преподавателя, и по коже пробегают зябкие мурашки.

— Нет. Можешь гордиться, ты первая.

Удивлённо изгибаю тонкую бровь. Слабо верится, что такой, как Дмитрий Константинович, держит дистанцию в жанре «студент-преподаватель» со всеми остальными.

— Сомнительные поводы для гордости.

— И, всё же, они есть. — непринуждённо подмигивает лектор. — Так ты будешь искать ключи? Или боишься?

— Я — не трусиха. — бормочу себе под нос, и от этого мужчина, кажется, обнажает все тридцать два зуба в наглой улыбке. Будь моя воля, выбила бы их с радостью.

— Советую начать с пиджака.

Кидаю оценивающий взгляд на тёмную вещь, висящую на спинке стула. И всё бы ничего, если б на нём не сидел Довлатов.

— Полагаю, вы не встанете. — даже не спрашиваю, а утверждаю. И ведь обойти не получится: стул повёрнут к окну и тесно прижимается своей спинкой к подоконнику.

— Твои предположения выше всех похвал. — усмехается мужчина и хрипло откашливается. — Тебе всё равно придётся прикоснуться ко мне, так что твои тараканы могут не строить в голове грандиозные планы.

Сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза от такой самоуверенности. Что ж, если играть, то играть по правилам. Молча сажусь на колени Довлатова и, не смотря на его высокомерное лицо, тянусь рукой к карману пиджака.

— Надо же, ты опять меня удивляешь. — раздаётся горячий шепот над моей головой.

Почему-то пробегает мысль о том, что лектор отодвинется или сделает попытку убрать меня со своих ног, но нет. Он безучастно продолжает сидеть на месте, не меняя при этом положения рук.

— Да, я та ещё удивляша. — тщательно ощупываю второй карман, не решаясь поднять пытливый взгляд на лицо мужчины.

И опять ничего. Щёки заливаются лёгким румянцем, а кончики пальцев начинают подрагивать.

Сегодня не самый удачный день, конечно.

Хмурю брови и закусываю нижнюю губу. Остаётся проверить рубашку и штаны. Ничего сложного, я справлюсь. Кладу ладонь на широкую грудь Довлатова, от чего приятная ткань проскальзывает между пальцев, и веду руку в область кармана, чувствуя умеренный ритм сердца мужчины. И неожиданно для себя шумно выдыхаю.

Никогда раньше мне так не хотелось прикасаться к другому человеку, как сейчас. И, кажется, дело тут не только в банальной физиологии.

— Нравится? — хрипло шепчет преподаватель, и я невольно поднимаю глаза. Несмотря на ровное биение сердца, его дыхание участяется, а зрачки значительно расширяются, заполняя собой серебристую радужку.

— Нет. — звучит так неуверенно, что становится тошно, и от этого я вновь начинаю хмуриться.

Довлатов не меняет привычной позы, не принимает никаких действий, не касается меня. Просто продолжает сидеть и с интересом наблюдает за мной.