У меня были резонные подозрения, что братья затаили злобу, и, чтобы избежать в будущем ненужных эксцессов, мне пришлось вызвать мужиков к себе в апартаменты. Чтобы не растекаться мыслью по древу, я сразу расставил все точки над «i» и объяснил братьям возможные расклады:

– В общем, так, мужики, не буду морочить вам голову и скажу прямо – вы живы, пока делаете то, что я вам приказываю! Я вас отметелил при всем честном народе, и вам это очень обидно, поэтому вы точите по ночам ножи, чтобы отомстить. Только прирезать вам меня не удастся, и не надо скрипеть зубами, руки у вас коротки! На самом деле я вам, дуракам, жизнь спас, потому что пожалел детей ваших малых! Боярыня приказала мне вас повесить на воротах за воровство, а я заступился! Лупил я вас напоказ, потому что боярыня Пелагея в окно смотрела, как я вас наказываю, так что не обессудьте! Обученному воину пришибить деревенского мужика что комара раздавить, а я козлом скакал, чтобы боярыня думала, будто я вас покалечил, иначе могла передумать и жизни лишить. Главное, руки-ноги целы, и зубы на месте, а синяки сойдут. Правда, насмешки стерпеть придется, но, когда все успокоится, вы сможете насмешникам втихую объяснить, что они неправы. Мне помощь от вас нужна и поддержка, а дед вас ремеслу не учил, только головы сказками морочил! Со мной вы много премудростей тайных постигнете и вместо гвоздей и подков стоящую работу исполнять научитесь. Я слово держу и от обещаний не отказываюсь, только прошу всего один раз! Не вы, так другие помощники найдутся, так что хитрить не стоит. Все равно ложь наружу выйдет, и вы сгинете, а вместе с вами и семьи ваши пропадут пропадом. Словами не клянитесь, делом докажите. Я все сказал.

После этого разговора мужики по-настоящему впряглись в работу и стали мне незаменимыми помощниками, без которых я бы и половины своих планов не выполнил.

Так с Божьей помощью и упорным совместным трудом мы двигали технический прогресс к новым высотам. Помощники достались мне толковые, и рутинную кузнечную работу я переложил на их плечи, а сам занялся в основном токарной обработкой и изготовлением оснастки и шаблонов.

На первый работоспособный образец ушло полторы недели работы с утра до ночи, и хотя стрельбы сразу же выявили кучу недостатков в конструкции, но ружье все-таки стреляло. Еще через неделю «дефендер» был доведен до ума, и его можно было запускать в серию. Производство оружия шло параллельно с совершенствованием станочного парка, изготовлением оснастки и необходимого инструмента, поэтому тридцать пять ружей с тремя запасными барабанами каждый и полусотней патронов на ствол были изготовлены меньше чем за два месяца.

Латунные гильзы точил на старом станке Прохор, а я занимался капсюлями, стволами и барабанами на более продвинутом новом станке. Новый станок уже имел бронзовый ходовой винт для нарезки резьбы и автоматическую подачу. Приводом служил массивный деревянный маховик по типу дрезины, который вращали двое мужиков.

К 14 сентября[7]1462 года, когда православная церковь отмечает праздник Воздвижения, работы над стрелковым вооружением боярской дружины были в основном закончены, и дружина сразу приступила к стрелковой подготовке. Пробные стрельбы проводились на пяти «дефендерах» первого выпуска уже почти две недели, но к планомерному обучению бойцов я пока не приступал.

Чтобы не беспокоить жителей Вереи, стрельбище было организовано в лесном овраге, и теперь там с утра до вечера тренировались мои бойцы. Грохот стоял непрерывный, и я не жалел патронов, чтобы дружина научилась пользоваться непривычным оружием. Поначалу деревенские парни стреляли закрыв глаза и отвернувшись в сторону от мишени, но постепенно страх перед огнестрелом прошел, и вскоре на расстоянии в пятьдесят метров все без исключения дружинники попадали в двадцатисантиметровый круг, ну а те, кто промахивался, бодро наматывали многокилометровые круги у стрельбища.

Однако в первой половине октября зарядили дожди, и стрельбы пришлось прекратить. Чтобы солдат не скучал от безделья и не маялся дурью, я озадачил личный состав пошивом новой формы одежды и обуви. За образец была взята моя спецовка, в которой я перенесся из двадцать первого века в пятнадцатый, со значительным упрощением покроя. Она была китайским подражанием натовскому камуфляжу и высоким качеством не отличалась, однако стоила копейки и для выкройки вполне годилась.

Я распорол наследство двадцать первого века по швам и сделал выкройку, а дворовые девки сшили из окрашенной в зеленый цвет плотной льняной холстины первый экземпляр новой формы. После небольшой переделки опытный образец был снова распорот по швам, и по нему была скроена форма для всей дружины, конечно, с учетом размеров.

Когда обмундирование было готово, я вывел свое войско на первый строевой смотр, правда, пока в неуставной обуви, и тут на надвратной башне зазвонил колокол.

Строевой смотр пришлось прервать и идти разбираться со звонарем, который своим трезвоном сорвал уже начавшееся построение. Ночью я плохо спал из-за разболевшегося зуба и теперь решил сорвать злость на проштрафившемся часовом. Колокол на надвратной башне звонил регулярно, выполняя функцию курантов в отсутствие самих часов. Обычно это были два-три удара, а сейчас колокол звонил непрерывно. Поначалу я не понял, что часовой подает сигнал боевой тревоги, посчитав, что боец просто хулиганит, отмеряя время.

Время в эту эпоху отмеряли по солнцу, и примитивные солнечные часы были довольно широко распространены даже в быту. Конечно, это были не классические солнечные часы, которые известны со времен Античности, но наклонный колышек, вбитый в землю, и несколько отметок, разделяющих световой день на части, встречались в присутственных местах довольно часто. Такие часы были на рынке и у развалин церкви, куда под руководством церковного старосты на молитву собирались жители Вереи по церковным праздникам.

Как оказалось, церковное начальство намеренно не присылало в Верею попа взамен убитого татарами, таким способом добиваясь от боярыни скорейшего восстановления церкви. Однако денег у вдовы все равно не было, и поэтому работы откладывались до следующего лета, правда, заготовка бревен для сруба уже велась, в зачет оброка.

Мне тоже пришлось посещать церковные собрания и, чтобы не выглядеть безбожником, усердно бить поклоны перед несколькими обгорелыми иконами, с которых татары содрали серебряные оклады. С легкой руки старосты эти иконы уже стали почитать чудотворными, потому что они уцелели в огне, когда горела церковь. Прихожане в это искренне верили, а потому в Верею начали приходить богомольцы даже из отдаленных деревень. Народ в те времена крестился двумя перстами, и, к счастью, я вовремя заметил это кардинальное отличие от наших церковных правил, иначе запросто мог попасть под подозрение в бесовщине.

Еще с тюремных времен я знал наизусть несколько православных молитв, и это ранее бесполезное знание мне неожиданно пригодилось. Начальство колонии, где я отбывал срок, подчиняясь веянию времени и негласным указаниям сверху, построило в зоне православную часовню, в которой каждое воскресенье проводил службу молодой священник из ближайшего города.