— Родная моя! Хорошая! Все позади, эту сволочь поймали. Не волнуся, пожалуйста. — мамины слезы стекают по щекам. Поймали?! И что дальше? Отворачиваюсь к окну, хочу замереть, не хочу дышать. Сжигающая изнутри, рвущая боль в сердце разливается в каждую точку тела.

— Как Лилия и Жасмин? Они видели меня…? — договорить предложение я не могу. Сгораю от стыда.

— Девочки в порядке, все хорошо. Я их оставила с Ириной. — поглаживает мою руку мама. Смотрит на меня с тревогой и беспокойством. Вижу ее жалость ко мне. Но меньше всего мне это нужно.

— Мам, оставь меня одну, пожалуйста. — с трудом пытаюсь спокойно говорить. Жалеть меня не надо. Только я сама во всем виновата. Мечтаю только об одном, уменьшиться в размерах и больше никогда никому в глаза не попадаться. Боль настолька велика, что мне становиться все равно, что будет теперь со мной.

— Мамуль! У меня к тебе есть ещё одна просьба? Прошу тебя, выкиньте отсюда все цветы до единого! — я знаю от кого они. И тем больнее мне становится. Мама несколько секунд печально смотрела на меня, потом кивком головы согласилась.

— Будет так, как ты скажешь. Я позже прийду, — склонив голову, тихо уходит она. Остаюсь со своми мыслями одна. Зажмуриваю глаза, хочу из памяти стереть все, что было и случилось. Проклятого Маркуса, его братика ублюдка. Насилие, рукоприкладство, унижения. Такого никогда со мной не происходило. Голова раскалывается от воспоминаний, мысли в голове ураганом крутиться. Я этого не забуду никогда. Никогда. Не открываю глаз, жмурусь сильнее, до чёрных точек. Горло иглами сдавливает от спазмов. В ноздри попадает древесно‐пряный оттенок парфюма. Всем телом напрягаюсь. Как он мог прийти сейчас сюда? Пришёл издеваться? Унизить в очередной раз? Это так жестоко даже для него. Не раскрываю век. Делаю вид, что не замечаю его энергии присутствия.

— Тали! Малыш! — хриплым голосом зовёт меня он.

Подходит ближе, внутри начинается буря. Я оголена как провод, нервы на пределе.

— Любимая! Я знаю, ты слышишь меня! Эта тварь будет наказана и все те, которые причастны к… — запнулся. Распахиваю свои глаза, Маркус отшатнулся. Молчу, вымолвить слова не могу. Ком в горле.

— Я знаю, что тебе от этого не станет легче. Твоя боль так быстро не затянется. — продолжает мужчина. Смотрит на меня, даже не моргает. Наверное, внутри он упивается? Я не слышу, о чем он говорит и разговаривать с ним нет желания. Он замолкает неожиданно.

— Где ты был? — все же задаю ему вопрос. Он отводит взгляд.

— Почему ты не пришёл? — шёпотом спрашиваю. Я чувствую, что сейчас взорвусь от внутренней агонии. Он не виноват, что его там не было. Сама же и убежала от него. Но мне было настолько плохо, что тяжесть реальности, как кувалда стучит по вискам. Я не выдерживаю, разрываюсь.

— Где ты был? Где ты был? — повторяю заведено вопрос. Слезы застилает глаза. Не вижу его реакции.

— Почему не пришёл?! — срываюсь на крик. Пытаюсь встать, но тело не слушается.

— Вам этого хотелось? — сердце клокочет от боли. Начинается истерика.

— Где, твою мать, я спрашиваю, ты был? — кричу в ярости. Моя голова мечется по подушке

— Ааааа, уходи! — плачу в отчаянии. Мне хочется биться головой о стенку. Хочу все забыть. Как мне с этим дальше жить.

— Уходи, ненавижу. Всех вас ненавижу — бьюсь головой о подушку. Забегает моя мама, врачи. Вижу, что мама подходит к нему даёт пощёчину. А он смотрит только на меня. И, наконец, уходит. Врачи проверяют мой пульс, глаза. Чувствую лёгкий укол в области руки. Образы медиков расплываются. А позади них, стоит моя любимая мамочка. Она в слезах прикрывает рот руками. Ее любимый взгляд — вот, что я вижу последнее.

МАРКУС

Когда семь лет назад я думал, что проживаю восемь кругов ада и моя боль режет меня живьём. Боже, как я заблуждался. Это было ничто по сравнению с тем, что происходит сейчас со мной. Смотреть, как твоя любимая женщина горит в агонии, как разбит и разрушен её внутренний мир. И этому поспособствывал ты сам. Для меня это стало настоящим чистилищем. Я горел вместе с ней. Чувствовал каждой клеткой тела её боль, страх и безысходность. Когда она распахнула свои прекрасные зелёные глаза, там была жуткая, пугающая пустота. Безразличие ко всему и всем. Лучше бы она презирала и ненавидела, чем ее полное равнодушие.

Я ехал в дачный дом после разговора с Надеждой. Был на седьмом небе. Она мне многое поведала о том, что было седьмого августа семь лет назад. Когда Талию засняли в кровати с Эдом. Я не сомневался, что мой братишка — ублюдок. Но такого вероломства я не ожидал. Все, что рассказала Надя, изначально повергло меня в шок. А потом я как дурак лыбился на все свои тридцать два белых зуба.

— Поверь, Маркус, в тот день на вечеринке Талия горько плакала. Она говорила о каком-то видео, где ты был заснят с другой девушкой. Мы все пытались ее успокоить и вразумить, что это, может быть, ошибка нелепая. Чей-то розыгрыш? Но Талия не могла никак успокоиться. И мы подозревали о том, что видео показал ей Эд. — воспоминания разговора приходит в голову.

— Она повторяла только твоё имя. Далее Эд стал выгонять всех из комнаты. Я не хотела ее оставлять с ним, но он меня выгнал. Дал ей воды успокоиться. И Талия сразу начала засыпать. Эдуард её накачал чем-то понимаешь, Маркус? Я с ним вцепилась. Какого чёрта делает? А он мне ответил, что это обычное снотворное, и она без него не сможет никак успокоиться. Весь вечер я потом с подругой за ним наблюдала. Но Эд вёл себя обыкновенно. Маркус я не могу ничего утверждать, но в тот вечер Талия все время спала сном младенца. — продолжала рассказывать Надежда. Получается, что в тот день моя девочка могла и не понимать происходящего. Раз этот сученыш накачал её снотворным. А может совсем чем-то другим. В голове роем носились различные мысли. Как же я раньше об этом не подумал? Наш разговор прервал Игнатьев, он сообщил, что охрана с дачного домика не отвечает по рации. Поблагодарив девушку, я сказал, что разговор не закончен, мы сразу выехали на окраину города. Все время пытался дозвониться до Талии. Но телефон стоял на автоответчике.

Найдя её в дачном доме на полу с разорваной одеждой в крови и избитой, мое сердце на миг в грудной клетке остановилось. Глаза стали стеклянными. Дышать стало невыносимо. Воздух из лёгких выкачали. Мне помог прийти в себя Игнатьев. Боялся подойти к ней, обнаружить, что уже нет самого главного — это её драгоценного дыхания. Встал перед ней на колени. Прикрыл своим пиджаком и взял на руки. Она дышала, что являлось самым главным приоритетом сейчас. Немедля ни секунды мы поехали в больницу. По дороге туда я набирал по мобильному лучшим врачам города. Созванился с врачом из Дубая, чтобы тот собирал свои вещи в дорогу и первым рейсом летел сюда. Позвонил Сашке, дал распоряжение, чтобы в доме навели порядок, смыли кровь с пола всего дома. Дети не должны видеть всего кошмара. Мои слезы стекали на её лицо. Я пообещал ей, что эта тварь будет страдать, и он обязательно будет наказан. Каждый ответит за капельку её слезы, упавшего волоса и крови. Николаю же сказал утроить охрану моих девочек. Все силы бросить на поиск этого гондона. Что будет с ним я в красках уже знал. Смерть для него окажется раем. Он будет кровью мочиться и харкать. Умолять, чтобы забрали его никчемную жизнь. Это будет обязательно, не смотря на то, что мы двоюродные братья. Мне было все равно. Значит, он позарился на мою женщину семь лет назад, напоил ее непонятно чем. Избил, забрал моё отцовство. Обманным путём стал генеральным директором своей компании, махинации и отмывание денег, список был длинный. И никто ничего не замечал. А-ля порядочный семьянин и бизнесмен. Подлый, беспринципный сукин сын. Крыса. Этого ушлепка нашли три часа спустя после того, как я отвёз малышку в больницу. Багровые синяки на лице, разбитый нос и ссадины. Моё сердце пылало от ярости и гнева. И я знаю на кого все это направлю. Врачей, которых я вызвал, привезли туда же. Они обязаны сделать все, что нужно и даже больше. Приехала Тамила Геннадьевна — мама моей принцессы. Лихорадочный взгляд женщины нашёл меня в коридоре светлого помещения. Она, подойдя ко мне, сказала только одну фразу: