«Разница есть, — заявил Фануил. — Холодной палатой в гильдии магов именуется тайное подразделение, приводящее в исполнение смертные приговоры. Мастер Танаквиль не боялся этих людей. Он называл их золотарями холодного нужника, но большинство магов не смеет так и подумать. О неумолимости и жестокости членов холодной палаты ходят легенды, лишь укрепляющие могущество гильдии, ибо ее цементирует страх».

Лайаму волей-неволей пришлось изложить все это Эласко, правда, кое-какие юмористические детальки из мысленной тирады дракончика в его пересказе не прозвучали. Не упомянут, естественно, был и сам Фануил. Затем размышления вслух были продолжены, ибо что-что, а порассуждать Лайам любил.

— Положим, Пассендус намеревался пригрозить неизвестному, что пустит по его следу карателей. Но, в таком случае, зачем бы это ему? Что мог неизвестный сделать такого, чтобы боевые отряды потащились за ним из Харкоута в эту тьмутаракань?

— Не знаю, квестор. Возможно, он украл что-нибудь, принадлежащее гильдии?

«Возможно, — подтвердил Фануил, — но тогда украденная вещица должна представлять для гильдии немалую ценность. Каратели из холодной палаты не занимаются пустяками. Их призывают к действию лишь в случаях из ряда вон выходящих, а также когда нарушаются гильдийские табу. Когда, например, один маг убивает другого в несанкционированном магическом поединке, или когда кто-то не повинуется прямому приказу магистра. Преследуется также самовольный выход из гильдии, очень сурово карается тот, кто осмелится выдать непосвященным секреты магического искусства…»

— Могут ли белые воспользоваться могуществом холодной палаты в своих целях? — быстро спросил Лайам.

— Кто это — белые?

Лайам пропустил вопрос уоринсфордского квестора мимо ушей. Разговор на два фронта начинал его утомлять, но прерывать обсуждение ему не хотелось.

«Могут, если все ее члены перейдут на их сторону. Однако холодная палата — это не сборище единомышленников, это тайная группа магов, где каждый знает очень немногих, подчиняясь лишь своему командиру. Всех членов холодной палаты не знает никто».

— Есть ли в Уоринсфорде какие-нибудь чародеи?

Эласко покачал головой.

— Нет. Да вам и самому должно быть это известно. Наш герцог чародеев не жалует, ну и…

Лайам склонил голову набок, озадаченный странными интонациями в голосе юноши. Словно ему намекали на что-то, о чем стеснялись сказать. Однако через мгновение он решил не пускаться в расспросы, а вернуться к насущным задачам. Да и гильдия с ее легендарной палатой перестала его волновать. Кто победит — белые серых или серые белых — неважно. Маги магами, но сейчас ему нужен всего лишь один чародей.

— Ладно, — сказал он, — будем считать, что Пассендуса убил маг, маскирующийся под обычного человека. Уоринсфорд — город маленький, и раз уж тут его не заметили, значит, прячется он хорошо.

Из коридора донеслись звуки какой-то возни, затем дверь оружейной комнаты приоткрылась и кто-то окликнул Эласко по имени. Тот, извинившись, выскользнул из помещения. Лайам не обратил на это внимания.

— Ты сможешь отслеживать, не применяется ли где-нибудь магия? — спросил он у Фануила. Вопрос был чисто формальным. Дракончик чувствовал всплески магической силы приблизительно так же, как люди ощущают тепло и видят во мраке свет.

«Да, мастер. Кстати, учти: стило и чернила — тоже магические. Все, что ими написано, тут же появляется где-то — на таком же листке».

— И на здоровье, — сказал Лайам, — но к нашему делу этот фокус отношения не имеет. Нам надо выяснить, зачем здесь ошивался Пассендус, и совершенно неинтересно, как он поддерживал с гильдией связь. Впрочем, выяснить что-либо вряд ли удастся. Убийце нет смысла крутиться там, где его ищут, а за неделю он мог уйти далеко.

«Мог, мастер. Конечно, он мог и уйти, но все же…»

Пустых возражений Лайам терпеть не мог, и потому он был рад приходу Эласко.

— Квестор Ренфорд, стражники, дежурившие у дома Хандуита в ту ночь, уже тут. Не желаете ли пройти в караулку?

«Он смылся, попомни мои слова», — бросил Лайам дракончику и, хлопнув дверью, вышел из оружейной.

Возвратился он уже не со столь бравым видом, а на Эласко просто жалко было смотреть.

— Ах, квестор, не знаю, как мне теперь перед вами и извиняться, — сокрушенно приговаривал юноша. Но и винить этих людей тоже нельзя. Ведь за четыре месяца много воды утекло, а память — она как сеть, в которой застревает лишь крупная рыба.

Никто из патрульных не помнил, как выглядела пентаграмма, и разговор с ними не дал ничего. Это был жестокий удар, он перечеркивал всяческую надежду вывести Хандуитов на чистую воду. Лайам занервничал — все шло наперекосяк.

— Да вы-то хоть перестаньте так убиваться, — сказал он юноше, возможно, несколько грубо, но злость и вежливость — вещи несовместимые, а в нем разгоралась злость. Его щелкнули по носу, с него сбили спесь. Не люди, а обстоятельства, но это неважно. Неспособный ни подтвердить, ни опровергнуть показания Хандуитов, неспособный вообще ни в чем разобраться, он повернулся к заваленному вещами столу.

Смерть Пассендуса — это ведь тоже загадка! Вот его вещи: одежда, книга заклятий, кожаная укладка со множеством отделений — там порошки, флакончики, связки каких-то трав. Лайам вопросительно глянул на Фануила. Ответ уродца не принес ничего интересного. «Ингредиенты для заклинаний». Так Лайам мог ответить и сам. А дают ли эти «ингредиенты» ключ к решению проблемы? Содержится ли в них хотя бы тайный намек? Нет, не дают, и ничего в них не содержится, точно так же как и в его пустой голове. Впрочем, вдова Саффиан предупреждала, что дело с Пассендусом может у него и не выгореть, она даже велела ему не очень-то утруждаться, но сам-то он уже настроился распутать обе головоломки. Он рвался в бой, он рыл землю копытом, он хотел доказать всему свету, что причислен к ареопагу не зря!

Где-то в городе пробил колокол, и Лайам со все возрастающим раздражением начал считать удары. Дойдя до двенадцати, он помотал головой — утро закончилось.

«Закончилось оно или нет, но тут мне уже не высидеть ничего!»

Глубоко вздохнув, он стал приводить свои мысли в порядок.

Итак, теперь у него нет никаких более-менее весомых зацепок для результативного разрешения обеих задач. В Саузварке они вместе с Кессиасом не раз заходили в подобные тупики. И все-таки выходили из них, принимаясь за разработку чего-нибудь, на первый взгляд, совсем-совсем безнадежного.

«Ты уже попытался разработать кое-что безнадежное, уповая на память патрульных, — уныло напомнил он себе. — И что получил? Безнадега — она и есть безнадега».

Однако в голове его потихоньку начало что-то выстраиваться. Пожалуй, в первую очередь ему стоит поговорить с горничной, которая подняла тревогу в ту жуткую ночь. Она может что-нибудь прояснить в истории с Хандуитами. И книготорговца, у которого куплены пергаменты с запретными наставлениями, также нельзя сбрасывать со счетов. Он, правда, умер, но, если Элдин Хандуит интересовался литературой определенного рода, ему наверняка приходилось заглядывать и в соседние лавки. Кстати, их владельцы могут пролить свет на личность умершего книготорговца и рассказать, например, откуда он получал свой товар. Еще существуют люди, знавшие Хандуитов, — друзья, партнеры, слуги и родственники — но их, возможно, опрашивать и не придется.