Хотя Бент плотно позавтракал, отчаяние привело его в бар отеля «Уиллард», где можно было перекусить в середине дня. Он подцепил вилкой остатки картофельного пюре, а потом аккуратно подобрал с тарелки куриную подливку корочкой хлеба, которую тоже отправил в рот. С самого детства еда была для него чем-то вроде наркотика.

Но сегодня она его не успокоила. Он продолжал обижаться на Старквезера. Ведь отец даже не дал ему свою фамилию, настояв, чтобы мальчик носил фамилию той семьи, которая его воспитывала.

Бенты были простыми, измученными тяжелой работой, почти неграмотными людьми и жили на небольшой ферме рядом с Богом забытой деревушкой Фелисити в округе Клермонт, штат Огайо. Фулмеру Бенту было сорок семь лет, когда ему привезли сына Старквезера. Сам Бент был в то время слишком мал и ничего этого не помнил. А может быть, просто изгнал из памяти – лишь немногие, самые неприятные картины тех лет напоминали ему о приемных родителях.

Миссис Бент, весьма специфическая женщина с бельмом на глазу, имела многочисленных родственников на другом берегу реки. Когда она не таскала Бента по своим родичам, то заставляла слушать Библию, которую читала вслух, или зловещим шепотом изводила его долгими нотациями о непристойности человеческого тела, грязных человеческих помыслах, отвратительных поступках и низких желаниях. Когда Бенту исполнилось тринадцать, она поймала его за обычным занятием взрослеющих подростков и избила веревкой так, что он кричал во все горло, а потом испачкал кровью все белье на кровати. Неудивительно, что Фулмер Бент старался как можно больше времени проводить вне дома. Это был молчаливый, замкнутый человек, единственным развлечением которого, похоже, было спаривание скота на его ферме.

Годы в Фелисити стали самыми мрачными за всю жизнь Бента, и не только потому, что он ненавидел приемных родителей, но еще и потому, что в пятнадцать лет узнал, что его родной отец живет в Вашингтоне и не желает его знать. До этого Бент считал, что его отцом был какой-нибудь из умерших родственников Бентов, который, возможно, опозорил семью; обычно супруги всегда уклонялись от расспросов мальчика.

Правду он узнал от Диллса, когда тот счел его уже достаточно взрослым для такого открытия, и, совершив долгий путь в экипаже, а потом на речном пароходе, приехал в Огайо. В тот солнечный летний день на ферме Диллс рассказал ему о Старквезере, предварительно позаботясь о том, чтобы никто не услышал их разговор. Адвокат говорил деликатно, даже ласково, но ему и в голову не пришло, как глубоко он ранил своего слушателя.

И потом, как бы ни помогал Старквезер Бенту, деньгами или влиянием, любовь того к отцу всегда была отравлена яростью.

На шестнадцатом году жизни Бента, как раз перед тем, как Старквезер выхлопотал сыну назначение в Военную академию, Фулмер Бент повез свиней на рынок в Цинциннати и там погиб в случайной перестрелке в одном доме с дурной репутацией. Той же осенью один сладкоголосый молодой служащий в магазине в Фелисити посвятил Бента в тайны плотской любви. Первая женщина у него появилась лишь два года спустя.

О военной карьере юный Бент начал мечтать задолго до того, как Старквезер устроил его в Вест-Пойнт. Эта мечта родилась в загроможденной книжной лавке в Цинциннати, куда мальчик забрел однажды днем, пока Фулмер Бент занимался где-то своими делами. За пять центов он купил сильно потрепанную, покрытую пятнами книжку о жизни Бонапарта. И это стало началом.

На часть тех денег, которые регулярно, дважды в год, присылал ему Диллс, он покупал книги о великих полководцах. Он читал и перечитывал биографии Александра Великого, Цезаря, Сципиона Африканского. Но прежде всего в его воображении расцветал образ Бонапарта, чьим наследником и американским двойником он уже мысленно считал себя.

И что теперь? Кентукки? Вот уж где он точно не станет Бонапартом. Скорее, трупом. Кентукки был спорным пограничным штатом, половина его населения присоединилась к Союзу, половина – к Конфедерации. Рабовладельцев Линкольн не трогал, поэтому к сецессии они не призывали. Бент просто не мог отправиться в подобное место.

– Принесите мне еще порцию пирога, – обливаясь по́том, махнул он официанту.

Жадно проглотив пирог, Бент откинулся на спинку стула; на его нижней губе повисла капля от сладкой начинки, похожая на крошечную сосульку. Насытившись, Бент почувствовал себя немного лучше, теперь он снова мог думать и строить планы. Чего он никогда не стал бы отрицать, вспоминая жену Фулмера Бента, так это того, что она была отменной кухаркой.

Он учился в деревенской школе вместе с фермерскими сыновьями, которые дразнили его и постоянно выбирали жертвой для своих проказ. Однажды они набили его судок для завтрака свежим коровьим навозом. Он прибежал домой и увидел, что его приемная мать достает из железной печи шесть буханок хлеба с хрустящей золотистой корочкой. Давясь от жадности, он быстро умял одну и попросил еще. С того дня миссис Бент кормила его до отвала. Когда он просил вторую и третью порцию или хотел перекусить между обедом и ужином, она всегда чувствовала себя польщенной и не отказывала мальчику.

Все это привело к тому, что он начал сильно полнеть. И совсем не нравился девочкам. Зато научился использовать свой вес, чтобы не только давать отпор своим обидчикам, но и наказывать их. Он был труслив и неуклюж, но когда мальчишкам казалось, что они загнали его в угол, он просто толкал их и падал на них сверху. После того как он проделал этот трюк пару раз, его оставили в покое.

Ему очень хотелось заказать третью порцию пирога, но живот уже и так болел, поэтому он решил сосредоточиться на главной проблеме. Он по-прежнему верил в свое великое военное будущее, но оно могло и не наступить, если он погибнет в Кентукки.

Оставался только один человек, который мог бы похлопотать за него. И хотя Бента предупреждали не искать с ним личных встреч, отчаянное положение требовало отчаянных мер.

Контора Джаспера Диллса, эсквайра, выходила на Седьмую улицу в деловом центре города. Комната, уставленная книжными стеллажами, была очень скромной и не содержала никаких намеков на богатство или влиятельное положение ее хозяина, говоря скорее о его весьма неудачной практике.

Бент, изрядно нервничая, опустил зад в кресло для посетителей, на которое указал ему служащий. Кресло оказалось узковато, поэтому пришлось втискиваться с трудом. Для этого визита Бент специально надел парадный мундир, но по выражению лица Диллса понял, что старался напрасно.

– Мне казалось, полковник, вы поняли, что не должны сюда приходить.

– Возникли особые обстоятельства.

Диллс приподнял одну бровь, добив тем самым своего и без того расстроенного посетителя.

– Мне срочно нужна ваша помощь, – сказал Бент.

На письменном столе были только чернильный прибор и маленькая стопка бумаги. Диллс обмакнул перо в чернила и начал сосредоточенно рисовать звезды.

– Полагаю, вы понимаете, что ваш отец больше не может вам помогать. – (Скрип пера, еще одна звезда.) – Я видел, как вы вчера прятались на кладбище… Только не вздумайте отрицать. Что ж, это простительная ошибка. – Скрип-скрип… Закончив со звездами, адвокат изобразил угловатую букву «Б», потом бросил короткий взгляд на визитера. – А вот эта – нет.