– А что, союз нерушимый мужей несвободньрс, не пора ли нам и за дело? – Он вопросительно посмотрел на сотоварищей.

Леха отвечал, по обыкновению, легкомысленно:

– Всех делов не переделаешь, пора бы уже и поработать…

Добрынин осадил друга по-старшински:

– Разговорчики в строю! Левое плечо вперед, поэскадронно… Огонь, батарея! Огонь, батальон!

– Фу-ты ну-ты, конь-огонь на нашу задницу, – не сдавался Попов.

– Ма-алчать, я вас спрашиваю! Смерть шпионам! Если крепости не сдаются, их насилуют!

Под платком, услышав знакомую тему, заворочалась во сне голова.

Комиссар гусар летучих осмотрительно сбавил обороты:

– Господа офицеры, мы славно отдохнули. Хоть и было не до отдыха порой. Только вижу я, наш пикник на обочине несколько подзатянулся. Да и сами мы расслабились. В то время как нам, грозным альбатросам революции, необходимо иметь не вялый вид буржуа и мещан, а холодные мозги Железного Дровосека, горящие сердца Данко и эй-где-же-ваши-руки-крюки. В общем, у меня родилась идея, как одним выстрелом убить двух зайцев и сшить шкуру неубитого медведя. Дело… суть его то есть такова…

Ввечеру того же дня, когда пропыленный город запросто мог бы заполниться свежим морским бризом и душевыворачивающим ароматом цветущих магнолий, будь он приморским, к бильярдному клубу «Карамболь» подкатил открытый кабриолет с гигантом мавром на подножке. Мавр элегантно распахнул дверцу, и из кожано-никелированных недр выпорхнула парочка самой что ни есть куртуазной внешности. На растрескавшуюся мостовую скромного уездного города К* ступили персоналии, более подходящие девятнадцатому веку.

Сильная половина весьма убедительным цилиндром, стеком из мамонтовой кости, лайковыми перчатками, вороненым дирижерским фраком, манишкой, сияющей ослепительней, чем зубы после «бленд-а-меда», – всем этим эпатажным нарядом тотчас же вызвала у посетителей «Карамболя» желание как минимум двинуть в ухо напыщенному хлыщу. Останавливала желающих вполне вероятная возможность быть вызванными на дуэль. Но еще более пугала народ мощная мавританская поддержка в тылу хлыща.

Потому и возмущение было тщательно замаскированным, надежно скрытым.

Зато слабая половина, небрежно драпированная кисеей вперемешку с шифоном и газом, прической а-ля рембрандтовская «Флора» и взглядом влажных газельих очей произвела настоящий фурор. Всколыхнулись даже костяные шары на вывеске клуба.

Парочка, состоящая конечно же из Алексея и Илюхиной соседочки-студенточки Инги под охраной королевича Дредда прошествовала в приемный покой. Алексей не глядя всучил первому попавшемуся служителю трость и цилиндр с перчатками. Инга скинула воздушную пелеринку, обнажив безукоризненные плечики по самую поясницу. Дредд сдал опешившему секьюрити заветный обрез, невзначай продемонстрировав свой жутковатый амулет.

«Карамболь» раскрыл перед блестящими гостями сумрачное чрево. Свободные столики были.

Фрачный хлыщ усадил спутницу в кресло. Набежавшая челядь сноровисто обнесла невиданных гостей экзотическими коктейлями. Не забыли и Дредда.

Алексей, не торопясь садиться, с демонстративной скукой осмотрелся. На одном из бильярдных столов уже шла вялая любительская игра, напоминающая мышиную возню. Шары хаотично елозили по зеленому сукну и тыкались в борта за километр от лузы.

«Катилася торба с высокого горба…» – вспомнилась Лехе детская считалка. Он отхлебнул из бокала жидкости радужного цвета, отдававшей низкосортным ромом. «Вот вам и алкогольное эмбарго», – усмехнулся Попов и подошел к свободному столу. Привычно коснулся сукна. Кивнул с кисло-одобрительной миной: мол, драпчик-то нехуд!

Совершая эти необязательные манипуляции, он наметанным глазом успел обстрелять каждый уголок в зале и убедиться, что давешний подсвинок из Казначейства присутствует. Да не просто присутствует, но уже заметил и узнал обидчика. Уже принялся с жаром втолковывать что-то своему соседу по столику. Совсем обнадеживающим показалось Лехе отсутствие знакомцев по игре, которые могли бы шепнуть подсвинку, что Попов – игрок опасный.

Вечер обещал душевность.

Алексею Леонтьевичу Попову, романтику робототехники, певцу русского бильярда, обретшему вдруг статус безработного, предстояло испытать себя в амплуа каталы. Говоря бонтонно, первый раз в жизни применить мастеровитое рукоблудство не ради спортивного удовольствия, но хищной наживы для.

Внутренне напружинившись, катала-пионер принял подобающую хамовато-простецкую позу. Широко улыбаясь, открыл дерзкие уста для ответа на немой, но всеми без исключения заданный вопрос: «Че ваще надо этому кренделю?»

– Господа! – воскликнул Леха звучно. – Прошу вас быть внимательными к моим словам, господа, поскольку у меня чрезвычайно мало времени. Через три часа мне необходимо отлучиться по некоторой нужде. Гешефт, знаете ли, и отчасти гештальт. Шухер, махер, то-се. А ля гер ком а ля хер. Варум нихт? О'кей. У меня к вам скромная до неприличия просьба, господа. Дело в том, что у любимой египетской кошечки мадемуазель Инги сегодня случился день рождения. Инга решила подарить милой зверушке такой ма-ахонький домик-пирамидку. Пирамидку для сфинкса, оцените остроумие подарка, господа! Только экая беда, откуда взяться средствам у бедненькой сиротки? И вот представляете, господа, она решила поставить на кон сэкономленную на супе и мороженом «косушку» денег. Надеясь приумножить ее за счет моих весьма, признаюсь, скудных возможностей.

«Бедненькая сиротка», обворожительно скорбя по невыкушанному супчику и эскимо, напряглась и вздохнула столь бурно, что из глубины декольте взорам ошеломленных господ явилось виденье пресловутой «косушки» в дивном обрамлении.

Дредд бесстыдно причмокнул, Алексей мысленно зааплодировал. «Ай да Инга, ай да… М-да. Надо бы склонить ее к демонстрации подобных фокусов в приватной обстановке».

Предварительно-то они обговаривали вполне заурядный способ. Деньги должны были явиться на свет божий посредством мановения пленительной длани. Хотя экспромт с декольте, чего греха таить, Инге удался. По высшему баллу шкалы какого-нибудь Акопяна. К тому же у Акопяна, поди, и декольтировать нечего.

Другое дело Инга.

Неудивительно, что в самом скором времени шушуканье по углам-кулуарам «Карамболя» переросло в жужжанье, болботанье, утробное урчанье. Выплеснулось оно нашествием целого ряда господ, возжелавших немедленно помочь «сиротке». Причем с явными намерениями сперва запустить как бы невзначай пакостливые ручонки в то самое декольте и только потом разразиться квохтаньем наподобие: «Уж извините меня, сударыня, так получилось, сам не пойму как… А не изволите ль принять, так ск'ть, в виде компенсации скромную сумму…»

«Ну-ну, – веселился инженер-оборотень, – полезли червяки на дождь!»

В этот момент сзади деликатно кашлянули ему прямо в ухо. Он скосил глаз.

Ага, вот и завертелось! Возле него топтался подсвинок из Казначейства.