жизнедеятельность уколов у Манкевича явно развилась гигантомания, все, что снималось, приобрело даже уродливо огромные размеры. Возможно, в Древнем Египте так и было, скорее всего было, чтобы понять правоту Джозефа в пристрастии к масштабности сцен, достаточно вспомнить гигантские скульптуры фараонов. У правителей, которым ставили вот такие памятники, и остальное было не меньшим.

Но одно дело соглашаться с творческим замыслом режиссера, и совсем иное выделять деньги на его осуществление. Если бы Манкевич сразу поставил в известность Вагнера о своей идее сделать рядом два фильма, дело повернулось бы иначе, но он писал по ночам, снимал днем, монтировал вечером, а спал, ел и даже дышал урывками. Ни к чему хорошему это привести не могло.

Роскошный эпический сценарий, сотворенный Манкевичем, тянул на триста «с хвостиком» страниц, насколько мне известно, нечто подобное было у Лаурентиса, но тот продюсировал двухсерийную «Войну и мир» по произведению русского писателя Толстого. Фильм тоже практически провалился в прокате. Показав, что не стоит так перегружать зрителя, на многочасовое сидение в кресле перед экраном его не заманишь даже красочными сценами и гениальной актерской игрой.

Расходы росли, как снежный ком, еще и из-за немыслимо долгих съемок. Помимо потерянных месяцев из-за переездов то в Лондон, то из Лондона, моей болезни и поиска новых актеров, все затягивалось совершенно объективно, за десять месяцев Манкевич снял материал почти на три полных фильма, уже было понятно, что даже в урезанном виде меньше двух отдельных делать нельзя.

Каюсь, бывали задержки и из-за нас с Бартоном, но я полагала, что Манкевич должен бы благодарить, ведь любая задержка в съемках позволяла ему чуть передохнуть или написать новые страницы текста. Джозеф, наоборот, считал, что именно мы с Бартоном провалили «Клеопатру», причем не своей игрой, а своим бесстыдным, капризным поведением вне площадки. Был грех, но не столь сильный, чтобы отвратить зрителя от картины, скорее спровоцированный нами скандал привлек его, если бы не другие трудности с просмотром картины.

Однако студия даже подала на нас в суд. Ричард от такого известия испытал нечто вроде сердечного приступа и был в состоянии, близком к истерике:

– Для меня отныне закрыты все студии, никто не пожелает связываться с актером, с которым судится Дарил Занук.

Пришлось выругаться отборными словами. Пока Бартон осмысливал мое витиеватое ругательство, я успела наорать на него:

– Плевать! Мы выставим встречный иск и покажем, что только последний придурок мог сделать фильм продолжительностью больше четырех часов, и ждать, что зрители вытерпят столько времени в креслах кинозалов, не заснув и не написав в штаны! Одни уходили, чтобы посетить туалет, другие просто не пошли в кинотеатры!

Бартон попробовал сопротивляться:

– Но Занук сделал в фильме перерыв…

– Ты бы пошел в кино, чтобы посреди фильма полчаса отстоять в очереди в туалет? Я еще привлеку этого идиота за то, что испортил мою актерскую работу, лишив таким образом возможности получить всевозможные награды.

– Ты всерьез полагаешь, что нам могли что-то дать?

– Не что-то, а «Оскаров», если бы Занук не испортил все, что снял Манкевич.

«Клеопатра» повлияла не только на наши с Ричардом судьбы, но и на всю студию. Едва успела прозвучать команда «Стоп! Снято! Всем спасибо», как началось нечто невообразимое, не идущее ни в какое сравнение с тем, что творилось на площадке. Фильм оказался немыслимо дорогим, что повлекло за собой смену руководства. На наше и всеобщее несчастье, Занук сумел не просто укрепить однажды потерянную и вновь приобретенную власть, но и выжить своего давнего соперника Скураса, которому, собственно, и принадлежала начальная идея «Клеопатры». Занук сам стал главой студии и тут же уволил Уолтера Вагнера!

Если бы Манкевич и остальные сразу пришли продюсеру на помощь, с Зануком можно было бы справиться, но все пребывали в эйфории от окончания сумасшедшего дома под названием «Съемки «Клеопатры» и защищать Вагнера никто не стал. Мы с Ричардом в том числе. Подленько? Да нет, просто равнодушно…

Если лев сожрал одну лошадь в конюшне, остальным едва ли стоит надеяться, что, насытившись, он забудет об остальных. Следующим стал Манкевич. Огромное количество отснятого материала явно тянуло на два фильма, так и нужно было бы делать. Я не режиссер, но и мне понятно, что если у тебя в руках двадцать шесть частей картины, не стоит просто брать ножницы и вырезать из каждой части половину, чтобы сляпать из них двенадцать. Стоило отобрать первые и хорошенько их смонтировать.

Занук, выгнав в шею следом за Вагнером и Манкевича, принял худшее решение, он взялся за ножницы. В корзину полетела большая часть отснятого материала, в том числе сцены, убирать которые было смерти подобно. Смерти в буквальном смысле, я говорю о смерти не человеческой, а художественной. Масштабные сцены, снятые с огромным количеством статистов и дорогущими декорациями, оказались выброшенными, туда же отправились многочисленные связки, которые хотя и удлиняли картину, но придавали ей смысл.

Занук вырезал немало сцен с Марком Антонием, оставив, пожалуй, только те, что показывали его пьяницей и развратником. Какой же дурой должна быть Клеопатра, чтобы полюбить такое ничтожество. А ведь по задумке (и отснятому материалу) Марк Антоний сильный, но запутавшийся человек, который должен сделать тяжелейший выбор между Клеопатрой и Римом, властью собственной в собственной империи и возможностью попытаться властвовать в Риме.

Испоганив и эпические сцены, и наши роли, и просто смысл написанного и отснятого Манкевичем, сократить картину до нужных размеров Занук все же не смог, она получилась невыносимо долгой и трудной для просмотра.

Я удивилась бы, имей она успех у зрителей. Пожалуй, единственное, на что все же ходили в кинотеатры – посмотреть на наряды и грим Клеопатры, я уже говорила, что четверть женщин мира разрисовали себе глаза черными стрелками и разными оттенками цветных теней. Макияж «под Клеопатру» несколько лет был самым модным украшением женских лиц. Только смена поколений и полный отказ от макияжа у молодежи в стиле хиппи заставил несколько забыть стрелки от глаз к вискам. Но глаза вокруг обводят и до сих пор.

Если это считать успехом фильма, то он был, несомненно. В остальном провал. Конечно, залы не пустовали, но чтобы окупить столь грандиозные затраты, нужен был ажиотаж, длинные очереди к кассам по всему миру и осаждаемые кинотеатры. Но мы-то с Ричардом могли не переживать, когда студия подала на нас в суд, я надавила на Бартона, и мы выдвинули встречный иск. Если честно, то Ричард все же трусил перед Зануком, он был готов выплатить требуемые 50 000 долларов, чтобы только не