Курсанты (слева направо) Вабул, Зайков, Кожмяков

Шли дни. Учеба была интенсивной, образ жизни напряженный, строгий распорядок и взыскательность командиров, разумеется, влияли на психику, а развлечений почти не было, поэтому их придумывали сами.

Однажды утром перед подъемом неясный дискомфорт принуждал меня пробудиться. Впервые я просыпался не по команде дневального. Я долго крутился на кровати и наконец открыл глаза. Прямо перед собой увидел лицо Рачкевича, который что-то нашептывал мне на ухо.

– Юра, отвали. Тебе чего надо? – грубо пробурчал я, опять намереваясь «отрубиться».

– Ну, блин, проснулся, – разочарованно произнес Рачкевич и перебежал к соседней кровати, на которой спал Максимов. Я заинтересованно сел на кровати, натянув на плечи одеяло. Было зябко. А Юрик тем временем опустился к «Максу» и принялся бубнить:

– Борюсик, дай подушку поссать, дай подушку поссать…

Боря принялся раздраженно крутиться на кровати, подминая под себя то, что Рачкевич сейчас бессовестно выпрашивал. Подсознание спящего «Макса», вероятно, подсказывало, что подушку просили «поспать», но сказано было другое слово. Я не выдержал и заржал, глядя, как Борька откровенно жадничает. Подушки ему было жаль, но Юра был настойчив, и «Макс» все сильнее ерзал по кровати, подсознательно понимая, что просто так не отвертеться и с подушкой придется расстаться. Одному богу было известно, чего он там удумал во сне, но, в конце концов, не просыпаясь, сел на кровати и жалобно промычал: «Ну на фига, ну на фига, – сделал паузу и решительно выпалил: – Возьми вон у Шуры», указав на Саню Зайкова. Потом рухнул на кровать и счастливо захрапел.

Мы Юркой пошли к Шуре. Здесь разговор оказался коротким. Мой командир отделения (а Рачкевич, поступивший со срочной службы в чине ефрейтора, изучал французский язык в третьем отделении), не открывая глаз, как отрубил: «Пошли нах, совсем оборзели!» – и мы передвинулись к Сереге Федосенко. Добрейший и безотказный Сережа по первой же просьбе поднялся и с закрытыми глазами безропотно подал нам подушку. На этот развлечение закончилось. Проснулся Сергей Макаров. Он всегда просыпался за пятьдесят минут до подъема, чтобы еще раз повторить иероглифы перед занятиями.

Мы все четыре года поражались трудолюбию «Макарыча». Все это время он просыпался для «сампо» до подъема, а потом вместе со всеми бежал на зарядку. Когда все ложились спать после отбоя, Серега шел в класс ТСП заниматься китайским. Создавалось впечатление, что он и вовсе не ложился спать. Училище он закончил с медалью, ему предлагали остаться в училище, но отправился в войска и через пять лет оказался в Афганистане.

То было развлечение эпизодическое, наряду с проложенной между простыней и матрацем ниткой, которую необходимо было потянуть после отбоя, и спящий тут же вскакивал, чтобы вытряхнуть «живность» из-под одеяла. А ведь были еще и системные, которые в свою очередь делились на гладиаторские и соревновательные.

Признаюсь, что эту классификацию ваш покорный слуга сочинил сам, но суть их была примерно такой.

К «гладиаторским» можно было отнести различные бои. Это были попросту драки между курсантами, но к ним тщательно готовились. Обычно заранее назначалось время. Место оставалось, как правило, одним и тем же – это спортгородок. Иногда это были каратист на каратиста, боксер на боксера либо просто бой без правил.

Наибольший интерес вызывали схватки, например, когда один крепкий и здоровый бился против двоих, но «мелких» по телосложению. Особенно отчаянной сложилась схватка опытного боксера Копылова против Гарика Ниточкина и… фамилию второго бойца, увы, моя память не удержала. Копылов держался долго, но таки «мелкие» его забили в конце концов.

Один из боев закончился драматически, когда матерый каратист и наш замкомвзвода Юра Козлов выступил против спарринг-партнера, вооруженного штык-ножом. Юра обезоружил противника, но тот умудрился перед этим воткнуть ему нож в бедро. Травма случилась довольно ощутимая. К сожалению, это оказалось лишь его первое и не последниее ранение. Он прошёл три войны, все за пределами нашей страны – на Ближнем Востоке, результатом которых было две контузии, тяжелейшее ранение, полгода в госпиталях, многие месяцы реабилитации, три боевых ордена.

Полковник Козлов Ю.

Из подобных боев делались практические выводы. Почти вся рота собиралась поболеть. Выбирался рефери, работал тотализатор. Иногда готовились перевязочные средства и медикаменты.

Однажды я был свидетелем того, как два курсанта 2-го курса поспорили, сколько «подъем-переворотов» сделает «Вица» Мертвищев (фамилия изменена). Я не помню, кто там выиграл, кажется, получилась ничья, так как спорщики устали считать и после трехсотого раза перестали это делать, а Витя сделал еще пару десятков раз, спрыгнул с перекладины и, как ни в чем не бывало, пошел учить китайский.

Спустя много лет полковник Виталий Мертвищев займет одну из руководящих должностей в ГРУ. Могу с полной уверенностью сказать, что пока такие люди у руля специальных сил, наша Родина может чувствовать себя в безопасности. Это я сейчас без иронии.

В другого рода схватках обходилось без крови и травм, но было не менее азартно и интересно. Болельщиков собиралось, пожалуй, даже больше. Здесь одним из лидеров мог считаться курсант Иванин.

Как-то посчастливилось быть свидетелем такого действа с его участием. В бытовке на аккуратно расставленных табуретах сидел едва ли не весь личный состав роты. Перед зрителями стоял письменный стол. За ним сидел главный участник, курсант Иванин. По бокам стояли два помощника, у них в ногах – ведро для приема рвотных излияний. Арбитр с секундомером дал команду «Пошел!», и началось. Дело в том, что за некоторый, весьма короткий, период времени Иванин взялся на спор съесть десять плиток шоколада, а это, между прочим, целый килограмм!

Один помощник разворачивал плитки, другой ломал на дольки, а Иванин запихивал их себе в рот. Ведро не пригодилось, пари было выиграно, в результате чего в качестве приза спорщик получил… плитку шоколада. В другой раз он выпил полведра томатного сока, но сам я этого не видел. Говорят, спор проиграл. Выпил все, но не выдержал оговоренного срока до конца действа и вернул все содержимое в ведро.

Такие развлечения происходили нечасто. Офицеры роты относились к этому вполне лояльно и частенько сами становились азартными зрителями.

Лейтенант Сергей Макаров, выпустился в Капчагай командиром группы 4-й роты 2-го отряда 22 ОБрСпН САВО, где служил до декабря 1984 года, когда был назначен командиром 2-й роты в разворачивающийся по афганскому штату 334-й отдельный отряд кадра 5 ОБрСпН БВО в Марьиной Горке. В ДРА, во время «разбора полетов» Мараварской трагедии, будучи единственным свидетелем, присутствующим при отдаче устного приказа комбата, не промолчал и честно рассказал, что это комбат отдал устный приказ командиру 1-й роты капитану Цебруку продвигаться дальше по ущелью, для досмотра следующего кишлака, где и погибли 1-я и 2-я группы 1-й роты и ротный к-н Николай Цебрук. Уже шли разговоры, что ротный самовольно дал команду на продвижение и досмотр кишлака, и виновными хотели назначить погибших офицеров Цебрука и Кузнецова, но Сергей Макаров не промолчал. Это стоило ему успешной карьеры, и он это прекрасно понимал, рассказывая, как все было…