прежде чем он успел выйти на улицу. — Спасибо. Большинство людей, как правило, избегают меня, когда я хандрю.

— Не за что. Это часто случается?

— Уже не так часто. — Я глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы сказать ему то, в чем я признавалась лишь нескольким людям. — Я пережила трудные времена после того, как Джанесса покончила с собой. Она была моей лучшей подругой в старшей школе.

Это привлекло его внимание.

— Что?

— Она умерла, когда нам было по шестнадцать.

— Черт. Мне очень жаль. — Он вернулся внутрь и встал рядом со мной, его бедро коснулось моего колена.

— Мне тоже. — Я грустно улыбнулась ему. — Мои родители и братья тогда толком не знали, как со мной обращаться. Большую часть времени мне было грустно и сердито, я набрасывалась на них и своих учителей, когда не плакала, свернувшись калачиком в постели. В конце концов они отвели меня к психотерапевту, чтобы у меня был кто-то беспристрастный, с кем можно было поговорить.

Мой психотерапевт помог мне пережить самое мрачное время в моей юной жизни. Она дала мне разрешение горевать и печалиться, но она также научила меня тому, что жизнь продолжается, и я должна установить временные рамки для того, чтобы хандрить.

— Только после окончания колледжа я поняла, что ничего не могла бы сделать для Джанессы. Но печальные времена все равно случаются. Когда это происходит, я возвращаюсь к некоторым из старых привычек. Я позволяю печали идти своим чередом, а потом оставляю это в прошлом.

— Блять. — Он провел рукой по бороде. — Я не знал. Мне не следовало…

— Нет, поверь мне. Ты поступил правильно.

— В самом деле? Тогда почему я чувствую себя таким придурком прямо сейчас?

Я улыбнулась.

— Не расстраивайся. Хандра мне не помогала. Я использовала механизм преодоления трудностей, который подходил шестнадцатилетней девушке, а не тридцатичетырехлетней женщине. Ты был прав. Я хандрила и жалела себя. Пора было вставать. Пожалуйста, не расстраивайся. Я рассказываю тебе все это, потому что… ну, я чувствую себя в безопасности, рассказывая это тебе.

Он обнял меня за плечи.

— Ты можешь рассказать мне все, что угодно.

В этом я не сомневалась.

Глава 6

— Ты и телевизор мне принес? — Я вскрикнула от восторга, когда увидела маленькую коробочку на заднем сиденье грузовика Бо.

— Не слишком радуйся, — сказал он. — Он чертовски старый. Я забрал его в ломбарде, и продавец сказал, что встроенный DVD-плеер может не работать.

— В любом случае, я ценю это.

Мало кто был таким вдумчивым, как Бо. Он заставил меня понять, что мужчины, с которыми я встречалась, были не чем иным, как группой напыщенных придурков и нарциссов. Больше интересующиеся балансом их банковского счета и социальным статусом, чем мной. Я нравилась этим мужчинам, потому что была конфеткой для рук. Бо действительно слушал, когда мы разговаривали. Ему было небезразлично, что я хочу сказать.

Я бы поспорила на миллионы, что Бо был бойфрендом мирового класса. Ему было наплевать на свою прическу или чувство стиля. Футболки с надписью: «Хейнс» и прически за десять долларов ему очень шли. Дамы Прескотта, вероятно, из кожи вон лезли, добиваясь его внимания.

Мне повезло, что он у меня был, пусть и на короткое время, и когда я вернусь в Сиэтл, я повышу свои стандарты.

— Что здесь? — спросила я, поднимая с пола грузовика огромный черный рюкзак и перекидывая его через плечо. Он уже принес мне все из моего списка желаний, кроме дивана.

— Это от Фелисити. В бардачке также есть письмо от нее.

Моя улыбка выросла до киловаттного уровня, когда я вскарабкалась в переднюю часть грузовика, отчаянно желая хоть как-то связаться со своей подругой. Вскрыв конверт, я разглядела ее красивый, размашистый почерк. Это была такая же записка, которую я обычно видела на зеркале в нашей общей ванной, когда она оставляла мне небольшие сообщения перед тестами или собеседованиями при приеме на работу.

Скучаю по тебе.

Ты, наверное, сходишь с ума, поэтому я придумала решение.

Напиши мне историю.

Целую

Я улыбнулась, сунула записку в карман и поспешила внутрь, взволнованная тем, что было в моем рюкзаке. Когда я достала гладкий серый ноутбук, я рассмеялся над ее уловкой.

Фелисити любила любовные романы и умоляла меня больше раз, чем я могла сосчитать, написать что-нибудь свое. Я всегда отмахивалась от этого, будучи слишком занята газетой и продвижением по карьерной лестнице, чтобы даже думать о написании художественной литературы. Но теперь, когда у меня не было ничего, кроме времени, у меня не было оправдания, чтобы не попробовать то, что я втайне всегда хотела сделать.

Моя подруга знала меня слишком хорошо.

Я вернулась к сумке и выудила пакетик с моими любимыми темными шоколадными конфетами, маникюрный набор и кое-какие женские принадлежности. Я снова рассмеялась, благодарная за то, что она догадалась прислать мне тампоны, чтобы мне не пришлось добавлять их в список покупок Бо, хотя я не сомневалась, что ему было бы все равно. Он был из тех мужчин, которые приносят своей женщине тампоны без комментариев или жалоб.

— Да! — Я обрадовалась, когда достала последний предмет.

Фелисити прислала мне пару джинсов от моего любимого дизайнера. Я прижала их к груди и уткнулась лицом в мягкую джинсовую ткань. Я скучала по джинсам. Мой гардероб из леггинсов, штанов для йоги, футболок, спортивных брюк на молнии и толстовок был удобным, но громоздким. Я бросилась в ванную и быстро сменила штаны. Структурированные швы и толстый материал великолепно прилегали к моей коже.

— Хорошая вещь? — спросил Бо, принося холодильник, когда я появилась в своем новом наряде. Его взгляд на мгновение задержался на моих ногах, прежде чем он приступил к заполнению холодильника.

— Да, — сказала я. — Но я скучаю по свой Фелисити. С ней все в порядке?

Я не видела ее целый месяц. Апрель пришел и ушел, и теперь наступил май. Я была в том странном подвешенном состоянии времени, когда казалось, что я была здесь целую вечность, и в то же время совсем недолго.

— Она хорошо. Держит Сайласа в напряжении.

— Держу пари, ему это нравится, — усмехнулся Бо. — Я знаю, что нравится.

Я была благодарна за то, что моя подруга нашла свое долго и счастливо. Фелисити была так строга к себе, принимая на себя вину за то, что было вне ее контроля. Я была вне себя от радости, что Сайлас помог ей увидеть, насколько она особенная. Увидеть то, что я видела всегда. За ее колючей внешностью скрывалось золотое сердце.