Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О королевстве Сен-Мари почти не вспоминала, а когда упомянула пару раз мимоходом, то почему-то упорно называла его страной Орифламме, и создавалось впечатление, что это нечто мелкое, расположенное на заднем дворе великого и могущественного Гандерсгейма.
Здесь из руин городов поднимаются великанские тени древних королей, каждое полнолуние гремит призрачная сталь, войска павших сражаются с прежней же яростью и неистовством, и только третий крик петуха заставляет их уйти снова под землю. Появляются оборотни — потомки тех, кто умер непогребенным, а таких после сражений бывало много. После гибели магов на свободе оказались чудовища, что разоряют села и грозят бедами даже крупным городам.
В трудные времена рождались великие герои, подвижники, я слушал внимательно, но и здесь ценится то, что и везде: честь, отвага, верность, преданность, самопожертвование, защита слабых, готовность отдать все силы обществу… Человек в трудное время везде остается человеком, будь он варвар или христианин. Только богатство и роскошь развращают и превращают нас в животных.
Я смотрел, как она неспешно с врожденной деликатностью срезает кусочки мяса и ест, даже кушает, хотя могла бы просто вгрызться, держа кус обеими руками, но эта дочь проводника караванов и здесь соблюдает манеры. И спину держит прямой, эдакая дочь степей, что не дрогнула и перед ужасным драконом. Хотя, конечно, сперва немножко трусила, но потом да, молодец, хотя никто и не видит ее отваги, но сама себя видит, а для таких отважных достаточно и самоуважения.
Испуганно замерла, когда я поднялся, однако я лишь проворчал:
— Лопай, не отвлекайся… Жуй хорошо.
— Что? — спросила она непонимающе.
— А то подавишься, — сказал я благожелательно.
Узкая щель во вторую нору чем-то тревожит, я присмотрелся и понял, что за стеной еще пещера, а эти камни кто-то нагромоздил намеренно, закрывая вход.
Мириам настороженно следила, как вынимаю самые крупные глыбы и осторожно роняю справа и слева, стараясь, чтобы не раскатывались далеко. Щель стала шире, я навалился всем весом, ветхие камни справа и слева затрещали и рухнули.
Я с удовольствием повел укрытыми за бронированными крепкой чешуей плечами, крепкий я зверюка, вдвинулся в пещерку. Темно, сумрачно, но дальше сверху падает рассеянный свет: свод в каком-то месте треснул, и солнечные лучи, многократно отражаясь о изломы и теряя силу, все же обозначили время суток.
Под ногами камни, но под дальней стеной груды того, чего я меньше всего ожидал: золотые кувшины, широкие подносы из золота и обрамленные драгоценными камнями кубки из серебра. В самом углу два больших сундука и три объемных ларца.
Уже предполагая, что увижу, я зацепил когтем и начал откидывать все крышки, но все равно раскрыл пасть в безмерном удивлении. Еще не видел таких огромных залежей золотых монет, колец, сережек, браслетов, ожерелий и прочей украшательной хрени…
— Эй, — позвал я. — Женщина!..
Из оставленной пещеры донесся дрожащий, но все равно негодующий голосок:
— Чего тебе, рептиль?
— У меня для тебя кое-что есть! — сообщил я весело.
— Подавись им, — ответила она почему-то грубо, — тоже мне, гад чешуйчатый, а туда же!
— Дура, — сказал я и, ломая голову над внезапной агрессивностью, повернулся в тесной комнате и выбрался в большую пещеру к костру. — Сама козу сожрала или и мне оставила?
— А тебе бы только жрать? — спросила она без вызова, но ехидно.
— Грубая ты, — укорил я. — Брала бы пример с меня. Я же сама нежность, ласка.
— А кто съесть меня собирается?
Я изумился:
— А это при чем? Я же буду есть тебя нежно, ласково, с манерами!.. Ты одно с другим не путай. Правда, ты в своей красивой голове две мысли разом удержать не можешь, увы.
Она бросила мне тушу козы.
— Жри!
— Грубая ты, — укорил я. — К тому же лучшее мясо срезала.
Она изумилась:
— А ты в нем разбираешься? Для тебя эту козу проглотить, что мне воробышка съесть!..
Я вздохнул и, прихватив козу, выбрался из пещеры, где на свежем воздухе и принялся жевать испеченную млекопитающую прямо с косточками.
— Женщина, — промычал я с набитым ртом, — так чего ты побоялась заглянуть со мной в тот укромный уголок?
Она огрызнулась из пещеры:
— Вы все, мужчины, только и думаете…
— Только и думаем, — согласился я. — Зато вы совсем не думаете. Да и зачем, когда такие роскошные волосы? Как огонь в ночи, не могу оторвать взгляда… Красивая ты, Мириам. Хоть и злобная.
Она огрызнулась еще злее:
— Ты мне зубы не заговаривай, гад подколодный!
Я подумал, спросил с интересом:
— Где такая колода, под которой могу поместиться?
— Ты жил под корягой, — объяснила она со злорадством, — пока не вырос! Почему я тебя тогда не встретила?
Я держал ее взглядом, она уже осторожненько вышла из пещеры и тихохонько присела в сторонке, стараясь держаться на одинаково безопасном расстоянии и от края пропасти, и от меня.
— И что бы сделала? — спросил я. — Сразу бы прибила? Маленькую жалобную рептилию?
— Ты не рептилия, — ответила она рассерженно, — а рептиль!..
— А какая разница?
— Рептилия, — сказала она рассудительно, — это рептилия. А ты — рептиль! Гад то есть. Мужчина. От вас все беды.
— И как ты рассмотрела так сразу? — удивился я. — Еще издали… Вроде бы я держался скромно, ничего не выпячивал, ничего такого предложить не успел… даже не думал, честно…
Она перебила быстро:
— Вас издали видно по мордам наглым, по глазкам блудливым, по плечам в стороны, а еще смотрите так это… бесстыдники, тьфу на вас, так что все вы — рептили, и неважно, камзол на плечах или чешуя!
Я пробормотал:
— Гм, исчерпывающая характеристика. Точная, выверенная в словах и терминах, четкая жизненная позиция. Устойчивая, как вырезанная из камня. Видать, кто-то тебя здорово обидел, если для тебя все мужчины — рептили.
Она поперхнулась, зыркнула злобно и, вскинув голову, принялась рассматривать багровеющие облака в странно прозрачном небе.
Я доел козу, в самом деле мне на один зуб, поколебался, глядя на женщину, ну да ладно, была не была, надо все пробовать, сосредоточился, начал представлять яркие картинки и запомнившиеся ощущения…
Она спросила с подозрением:
— Ты чего надулся? Смотри не лопни.
— Умолкни, женщина, — просипел я. — Дай сосредоточиться…
— На чем?
— Да помолчи же…